Амлето Веспа. ТАЙНЫЙ АГЕНТ ЯПОНИИ Государственное военное издательство наркомата обороны союза сср Москва 1939. Амлето Веспа."Тайный агент Японии".Перевод с английского А.Гуревича. Автор бывший японский шпион,описывает в своей книге гнусные методы ограбления китайского народа,применяемые японской военщиной в захваченных ею районах Китая.Книга предназначена для изучающих методы подрывной работы иностранных разведок. ПЕРЕМЕНА ПОДДАНСТВА За годы моей службы в качестве агента разведки на Дальнем Востоке,начиная с 1916 года,я блзко познакомился со многими китайскими чиновниками и офицерами?(1 В годы первой империалистической мировой войны Веспа был агентом разведки Антанты.С 1916 года он выполнял шпионские задания этой разведки в Маньчжурии,Монголии и Сибири.-Ред.) Среди них был Чжан Цзо-лин,диктатор Маньчжурии.Зная о характере моей деятельности,он неоднократно обращался ко мне с просьбой дать ему необходимую информацию,что я охотно и делал.Чжан Цзо-лин не раз говорил,что,если бы я решил обосноваться на Востоке,он охотно принял бы меня к себе на службу.Предложение было достаточно заманчиво,и я его принял. 24 сентября 1920 года я вступил в разведовательную службу Чжан Цзо-лина и пробыл на ней восемь лет. Все эти годы ,проведенные в России,Монголии,Корее и Китае,я выполнял свою работу под разными именами,снабженный разными паспортами.Все это было необходимой составной частью игры,которую я вел. Заданий давалось много и весьма разнообразных: сбор политической информации,наблюдение за агентами других государств,преследование торговцев белыми рабынями и контрабандистов,провозивших оружие и наркотики.Поэтому мне часто приходилось менять официальный род занятий,фигурируя то в роли золотопромышленника или углепромышленника- в Монголии,то в качестве секретаря китайской делегации на конференции по востановлению железнодорожного сообщения между Маньчжурией и СССР (март 1921 года),то в качестве редактора (1922 год) или корреспондента газет в Улан-Баторе (Урга),во Внешней Манголии? (2 Мангольская народная республика.-Ред.) В результате моих действий,ставших широко известными,я по прибытии в Тяньцзинь,1 июля 1923 года,был вызван итальянским генеральным консулом Габриэлли.Он осведомился о цели моего при- езда.Я ответил,что совершаю увеселительную прогулку. --Бросте болтать,- оборвал он меня,- я великолепно знаю,зачем вы приехали.Предупреждаю,что хотя вы и запаслись солидными документами от китайских властей,вы, как итальянский подданный,ещё находитесь в моей юрисдикции,и если станете причинять мне неприятности,то я без промедления отдам приказ о вашем оресте и высылке.А теперь проваливайте мне нечего больше вам сказать! Эта угроза не была для меня неожиданной и не могла помешать выполнению полученного задания. 14 ноября,заручившись согласием японских властей,я, по приказу моих китайских хозяев отправился на борт японского парохода,стоявшего в Тяньцзине,где и конфисковал более 4 тысяч итальянских винтовок?.(1 В мукденской разведке главной задачей Веспа был шпионаж против коммунистов,а также борьба с контробандным провозом оружия.-Ред.) Через два дня итальянский вице-консул Ферраджоло передал властям французской концессии и международного сеттльмента приказ об аресте некоего Амлето Веспа,моряка,дезертировавшего с итальянского военного корабля "Калабрия". Ещё через несколько дней меня опять вызвали в итальянское конусльство,где сообщили,что итальянский посол хочет,чтобы я уехал из Китая,и что он готов оплатить проезд и выдать мне,сверх того,5 тысяч долларов.Я отверг это предложение. Вскоре после этого я вернулся в Харбин.Однако итальянские власти не оставляли меня в покое.Тогда я решил принять китайское подданство. ТОРГОВЛЯ БЕЛЫМИ РАБЫНЯМИ. Из числа русских белоэмигрантов,бежавших от революции на Дальний Восток,90 процентов осело в Маньчжурии.Здесь большая их часть очутилась в полной нищете.Словно хищные птицы,бросились торговцы белыми рабынями в Мукден,Харбин и другие города,выискивая красивых,молодых женщин,чтобы,как они говорили,спасти их от ужасов голода и переправить в более гостеприимные страны.Из всех преступных групп,с которыми я столкнулся за мою службу в качестве агента разведки и полиции, самой могущественной,самой безжалостной,богатой и лучше всех организованной была армия торговцев белыми рабынями.Всякий произведённый нами арест неизбежно кончался подкупом судей и освобождением преступников. Истинным королём торговцев белыми рабынями десять лет назад,как и ныне,является один русский белогвардеец.Двадцать три раза его на основании неопровержимых улик арестовывали и каждый раз выпускали на свободу,по уплате залога в размере от 20 до 25 тысяч долларов. С захватом Манчьжурии японцами всякая война с торговцами белыми рабынями была немедленно прекращена.Когда я уже был японским агентом,мне пришлось наблюдать,как моим начальникам платили крупные суммы за разрешение на открытие публичных домов и "сборных пунктов" по экспорту человеческого тела. Однажды вечером,-- это было в первые дни японской оккупации,-- мои агенты услышали вопли,доносившиеся из товарного вагона,стоявшего на одном из запасных путей в Цицикаре.Они взломали дверь вагона и нашли там двенадцать девушек- белоэмигранток,две из которых умерли от холода.Все они были не старше шестнадцати лет. УБИЙСТВО ЧЖАН ЦЗО-ЛИНА Чжан Цзо-лин во время русско-японской войны 1904- 1905 гг.поступил на службу к японцам и совершал нападения на коммуникации русских?(1 Чжан Цзо-лин в это время возглавлял крупные отряды дитов (хунхузов),состоявших в найме у японцев.- Ред.Его действия пришлись по вкусу японцам; это видно из того,что после войны они добились у пекинского двора полного прощения для Чжан Цзо-лина и назначения его губернатором провинции Фынтянь.С той поры начинается возвышение Чжан Цзо- лина.В 1922 году он впервые оставил пределы Манчьжурии,чтобы участвовать в одном из походов на Пекин.Однако его армия была разбита войсками У Пей-фу. Он отступил в Манчьжурию и там провозгласил независимость Трёх Восточных Провинций,ныне Известных под названием Маньчжоу-Го. В течение ряда лет Чжан Цзо-лин,помогал японцам и не раз сам пользовался их помощью. В 1926 году Чжан Цзо-лин,поощряемый японцами,совершил поход на Пекин.Он продержался там два года.Тем временем гоминдановские армии прошли через весь Китай и Цзинани?.(2 Столица Шаньдунской провинции.-Ред.).В этом пункте силы Чан Кай-ши встретили значительное сопротивление японцев,владевших тогда Цин...Цзинаньской железной дорогой.Чжан Цзо-лин понял,куда ветер дует,и решил вернуться в Маньчжурию.Его ближайший друг,генерал У Сю-чен,которому он временно вручил власть в Трёх Восточных Провинциях тоже требовал возвращения Чжан Цзо- лина. Однако 19 мая 1928 года японский посол в Пекине предупредил Чжан Цзо-лина,чтобы он в Маньчжурию не возвращался.Повидимому,это и побудило Чжан Цзо-лина принять 26 мая решение немедленно вернуться в Мукден.Суайнхарт токийский агент Чжан Цзо- лина,настоятельно отговаривал его от путишествия в Мукден поездом, основываясь на достоверной информации о том,что во время этой поездки будет сделана попытка убить маршала.Хотя Чжан Цзо-лин и не поверил этому слуху,он всё же сообщил о нём одному полковнику из японского штаба.Тот улыбнулся и в доказательство отсутствия какой-либо опасности вызвался отправиться в Мукден в одном купе с Чжан Цзо- лином.Я тоже был в этом поезде,отбывшем из Пекина в полночь 2 июня и повёзшем Чжан Цзо-лина на встречу его судьбе.Но мне пришлось сойти с поезда в Тяньцзине в связи с необходимостью расследовать одно дело. 4 июня японские военные власти посоветовали генералу У Сю-чену встретить маршала на одной станции,в двадцати километрах от Мукдена.Генерал У Сю-чен так и сделал,выехав туда с частью своего штаба.От пункта встречи он вместе с Чжан Цзо-лином продолжал путь на Мукден.За десять минут до прибытия в Мукден японский полковник,который всё время находился с маршалом в одном купе,поднялся с места,заявив,что отправляется за саблей и фуражкой.Как впоследствии выяснилось он перебрался в хвостовой вагон,и,когда через несколько минут при прохождении поезда под виадуком произошел таинственный взрыв,полковник оказался в сравнительной безопасности.Вагон с Чжан Цзо-лином,У Сю-ченом и ещё семнадцатью людьми взлетел на воздух.Все,кроме маршала,были убиты на месте;Чжан Цзо-лин был тяжело ранен и умер через несколько часов. Нет никакого сомнения в том ,что организаторами убийства Чжан Цзо-лина были японцы.Это они минировали пути и заменили китайских часовых японскими. Со смертью Чжан Цзо-лина власть перешла в руки его зама Чжан Сюэ-ляна.Однако последний относился к молодому революционному Китаю гораздо благожелательнее и всё более склонялся к политике прямого сопротивления японцам,которые уже открыто готовились к захвату Маньчжурии. ЯПОНЦЫ ОКУПИРУЮТ МУКДЕН. 18 сентября 1931 года, действуя с быстротой и уверенностью,свидетельствовавшими о предварительной подготовке,японские войска,расположенные в южно-маньчжурской железнодорожной зоне,двинулись внутрь китайской территории,оккупировали Мукден с его арсеналом и аэродромом и уничтожили китайский горнизон,захваченный врасплох и потому не сумевший оказать сопротивление.По японской версии дело происходило следующим образом. "В ночь на 18 сентября 1931 года,- гласит рапорт японского лейтенанта Кавамото,-я с шестью солдатами занимался вблизи железнодорожной линии.Внезапно неподалеку от нас послышался взрыв,и мы увидали разрушенное взрывом железнодорожное полотно.Расследуя этот инцидент,мы заметили на небольшом расстоянии около сотни китайских солдат,которые открыли по нас огонь.Я тотчас установил связь с моим начальником из 3-й роты,расположенной примерно в 1500 ярдах от нас.(Как была установленна эта связь,лейтинант Кавамото не объясняет.)В этот момент мы услышали шум чанчуньского экспресса,следовавшего на Мукден.Чтобы предотвратить катастрофу,я приказал солдатам дать несколько выстрелов,но,повидимому,машинист не понял сигналов.Он продолжал вести поезд(часть страницы вырвана) Убедившись что поезд приближается и что никакая человеческая сила не может предотвратить катастарофу,так как полотно дороги было разрушено на протяжении нескольких ярдов,лейтинант Кавамото воззвал к божественной власти.Повернувшись в сторону Японии и смиренно склонившись,он призвал на помощь Аматерасу-Омиками.Его смиренная и горячая молитва была услышана.Достигнув разрушенного полотна,поезд поднялся в воздух,пролетел над опасным местом,плавно опустился и продолжал свой путь.Свидетельские показания машиниста и кочегара,а также лейтенанта Кавамото и его шестерых солдат,видевших всё это собственными глазами,подтверждают правдивость этого сверхестественного события,которое ещё раз продемонстрировало перед всем миром божественное происхождение японцев". Как в последствии установила комиссия Лиги наций,рассоелдовавшая эти факты,в действительности взрыв железнодорожного пути произошол после того,как поезд прошел,и был устроен с единственной целью сделать фотоснимки,которые подтвердили бы официальную версию о происхождении инцидента. Китайцы же не только не имели никокого отношения ко взрыву,но даже не подозревали о его подготовке.Докозательством этому служит тот факт,что почти весь китайский контингент был истреблён во время сна в казармах.Оружие было сложено в отдельном здании,и потому солдаты не имели возможности прибегнуть к нему.(часть страницы вырвана).японского главного командования экземпляр вышеуказанного обращения с припиской содержавшей предложение опубликовать его для блага белых эмигрантов,проживающих в Мукдене.Это предписание было выполнено,и на рассвете 19 сентября слухи о событиях распостранились по всему Мукдену. Необходимо также отметить,что за неделю до этих событий в Мукден прибыло большое количество японских инженеров,монтажников и механиков,якобы для постройки нового электротехнического предприятия.Конечно,строить подобного рода предприятие никто не собирался,да в нём и не было надобности.Специалисты же прибыли для того,чтобы заменить китайский персонал муеденского арсенала,перебитый японцами 19 сентября. Вечером того же 19 сентября японские войска из железнодорожной зоны и частично из Кореи вторглись в пределы Маньчжурии. 5 февраля 1932 года,т.е. через четыре месяца после мукденских событий,японские войска подошли к Харбину - главному городу Северной Маньчжурии. Построенный русскими,Харбин похож на европейский город.Ко времени японской оккупации в городе проживало около 100 тысяч белоэмигрантов и 200 тысяч китайцев.Это был главный железнодорожный узел Маньчьжурии,связывающий железнодорожные пути,идущие из России,Кореи,Китатая и Маньчжурии. 5 февраля,около 10 часов утра,жители Харбина услышали всё нараставшую стрельбу артиллерии и пулемётов.Японские самолёты кружили над китайскими казармами расстреливая немногочисленных безоружных китайских солдат,пытавшихся спастись бегством.Деловая жизнь в городе приостановилась уже две недели назад.Улицы были пустынными.Жители отсиживались по домам.Наводнившие Харбин около 100 тысяч беженцев,прибывшие из районов,захваченных японцами,своими рассказами о японских зверствах вселили страх в сердца всех местных жителей. К полудню кононада неожиданно прекратилась.В половине второго со всех концов стали двигаться мотоциклы с пулеметами,сопровождаемые кавалерией,бронеавтомобилями,пехотой и танками.Продвигаясь по улицам города,пулиметные части разоружали оставшихся на своих постах китайских полицейских,заменяя каждого двумя японскими солдатами.Во время этой очистительной процедуры на улицах появились тысячи белоэмигрантов с японскими флагами.Онои приветствовали японцев криками "банзай!".Было собрано много русских девушек-эмигранток,которые должны были приветствовать марширующую-яюнскую пехоту. Девушки подноси- ли цветы офицерам, сопровождая иногда эти подношения поцелуем. К концу дня по улицам двинулась процессия,со-стоявшая примерно из 10 тысяч белоэмигрантов, восхваляв-ших японцев и выкрикивавших, угрозы и оскорбления по ад-ресу китайцев. Ими было избито несколько китайцев. Чем же объяснялось это демонстративное пресмыкатель-ство? Не чем иным,, как расчетами на создание в Маньчжу-рии белогвардейского правительства. Белоэмигранты лелеяли такую мечту, и японцы, стремясь расположить их к себе обещали им помочь в осуществлении этой мечты. Но недолго оставалось им рычать "банзай!" Пробуждение наступило скоро. Японцы взяли на службу лишь часть бело-эмигрантов. Мужчины были превращены в шпионов, жен-щины - в проституток. В настоящее время каждый японец занимающий мало-мальски видное положение в Маньчжурии имеет одну-двух наложниц из белоэмигранток. Белоэмигрант-ских девушек заставляют служить в японских домах за гроши. В течение нескольких дней в Харбин прибывали все новые и новые японские части. По городу поползли слухи о массо-вых казнях, о бесчисленных зверствах. Тревога и ужас охва-тили жителей. Утром 10 февраля 1932 года я сам видел в нескольких шагах от казарм японской кавалерии трупы двух китайских девушек, которых изнасиловали и задуши. Китайца, который нашел в себе мужество сообщить полиции о том, что накануне вечером он видел, как этих девушек во-локли японские солдаты, арестовали, и он бесследно исчез. Вечером того же дня белая эмигрантка Сальман подверглась на улице нападению четырех японских солдат, раздевших её донага. Люди ни о чем другом не говорили, как о все новых случаях подобного варварства. Настало царство террора. Каждый стал бояться за свою жизнь и поневоле подумывал о бегстве из Маньчжурии. Что касается меня, то мне нечего было опасаться. Во вре-мя моей многолетней службы в китайской разведке японские военные власти, с которыми мне часто приходилось вступать в контакт, относились ко мне с уважением. Так, во всяком случае, казалось .мне. Я был знаком с генералом Терауци, начальником штаба японской армии в Маньчжурии, который впоследствии стал военным министром, а затем командовал японскими войсками Северного Китая; с генералом Судзуки тогдашним начальником японской разведки в Маньчжури и со многими другими видными японцами. Я был в весьма дружеских отношениях с полковником Танака, начальником японской разведки в Тяньцзине, который не раз снабжал ме- ня рекомендательными Письмами к высокопоставленным японцам... Я даже располагал рекомендательным письмом -японского-посла в Риме... Так стоило ли мне беспокоиться теперь о собственной безопасности? Горе китайцам! Большую часть китайцев, состоявших на службе маньчжурского правительства, японские захватчики заставили остаться на своих постах. Такова была часть хитроумного плана японцев. Надо было внушить всему миру, в том числе Лиге наций, мысль, будто образование Маньчжоу-Го явилось следствием народного восстания, к которому японцы никакого отношения якобы не имеют и за которое их нельзя призвать к ответу. 150 тысяч японских солдат, 18 тысяч японских жандармов и 4 тысячи агентов тайной полиции прибыли в Маньчжурию, так сказать, "по приглашению" правительства Маньчжоу-Го. -Японцы установили полный, безграничный контроль над всей страной. Официально они числились лишь "советниками". Ни одно министерство, ни одно учреждение не обходится без японских "советников", которые бесконтрольно управляют всем и делают все, что им только заблагорассудится. Кем же были эти "советники"? Едва японские войска ступили на маньчжурскую землю, как все японцы, более или менее владевшие китайским или русским языком, превратились в "советников". В большинстве это были преступники: воры, аферисты, контрабандисты, торговцы наркотиками и содержатели публичных домов. Эта армия уголовников составляла 95 процентов японской колонии в Маньчжурии, Находясь под защитой японскою флага и пользуясь правом экстерриториальности, они были недосягаемы для китайских законов. Чжанцзолиновская полиция, избегавшая "инцидентов" с японцами, смотрела сквозь пальцы на их деятельность. Не встречая, таким образом, никаких ограничений, японцы не останавливались ни перед чем. Из этих-то подонков, человеческого общества и вербовались первые группы японских "советников" при правительстве Маньчжоу-Го. Отъявленные преступники, всеми презираемые и ненавидимые; неожиданно очутились во главе администрации. Обле-ченные всей полнотой власти, они с особым наслаждением издевались над беззащитными людьми, Шагу нельзя было ступить без того, чтобы не уплатить дани японцу. Если бы только японцы могли, они, казалось, обложили бы налогом людей за то, что те дышат воздухом, Уже в первые дни япон с кого владычества в Харбин, "советник" полиции отдал приказ об аресте состоятельных китайцев и русских, чтобы по-требовать за их освобождение крупный выкуп. "Советники" судов выносили приговоры, устанавливали, кто прав, кто виноват. Разумеется, правой всегда оказывалась та сторона которая платила большую взятку. Для того чтобы дать более полное представление о японских "советниках" в Маньчжурии, я коротко расскажу об одном из них, Он типичен для всей этой мерзостной банды Константин Накамура прожил в Маньчжурии и Корее бо-лее двадцати лет. По профессии он был парикмахером. Он владел небольшой мастерской в Нахаловке, пригороде Хар-бина, пользовавшемся самой дурной репутацией.Впрочем, Накамура особой любви к своему ремеслу не проявлял: ма-стерская служила ему лишь ширмой. В действительности он торговал морфием, героином и опиумом и, кроме того, являлся владельцем небольшого публичного дома. В 1923 году Накамура вступил в связь ,с одной белой эми- гранткой, вдовой, имевшей одиннадцатилетнюю дочь, Через несколько месяцев он изнасиловал девочку. По жалобе мате ри, полиция арестовала Накамуру и передала его в pуки японскйх властей. Однако японский консульский суд не на- шел в его действиях никакого преступления, якобы потому что, согласно японскому закону, Накамура, "купив" мать "покупал" и ее дочку. Девочка стала просто его частной соб- ственностью, с которой он мог делать все, что ему угодно. В 1926 году "полиции второй раз пришлось столкнуться с Накамурой. Поводом к этому, послужило следующее обстоя- тельство. Один клиент, зашедший в его парикмахерскую, был усыплен, и из кармана у кего вытащили 500 долларов. Очнувшись и обнаружив .пропажу, он заявил об этом поли ции. По обыкновению, вмешавшийся в это дело японский кон- сул заявил, что клиента никто не усыплял и что он просто был пьян. Накамура вышел сухим из воды. ноет: В 1928 году Накамура был привлечен к ответственности зa содержание в своем публичном доме двенадцатилетней девочки. И опять японский консул полностью его опровдал Ныне Накамура является главным "советником" маньчжур- ской жандармерии, главным "советником" бюро по делам бе-лых эмигрантов, инспектором белоэмигрантской школы и почетным вице-президентом университета св. Владимира фиктивного университета, не имеющего ни единой кафедры десятки тысяч самых отъявленных преступников,часть которых вышла на свободу по всеобщей императорской амнистии в Японии,словно стая кровавых вампиров,наводнили Маньчжурию, Трудно передать, как свирепствовали эти ша-калы в человеческом образе. Ходить по улицам главных горо-дов Маньчжурии стало опасно не только ночью, но и днем. Средь бела дня банды так называемых "ронинов" (японские наемные головорезы) нападали на китайцев, избивали и грабили их при полном попустительстве японской полиции. Японские "сыны богов" раздевали и насиловали женщин. Ужас охватил всю страну. Приведем один случай из тысячи. 27 февраля 1932 года некая С. К. прогуливалась по Торговой улице со своей шестнадцатилетней дочерью. Банда япон-ских головорезов напала, на них, затащила в японский дом и, изнасиловав мать, заставила ее быть свидетельницей того, как четверо бандитов подвергли ее дочь такой же участи. Как только женщины вырвались на свободу, они немедленно побежали в отделение японской консульской жандар- мерии, расположенной неподалеку, и, в "присутствии двух жандармов и переводчика, рассказали все дежурному офицеру. — Чем вы можете доказать, что вашу дочь изнасиловали?-- ухмыляясь, спросил дежурный офицер. — Я могу показать дом. Наконец, этот .факт сможет установить врач. - Великолепно! Мы расследуем это сию же минут. Прошу пройти в эту комнату. Женщины послушно прошли в указанную комнат. Тут двое жандармов схзатили мать, а тем временем дежурный офицер и переводчик (тоже японец) изнасиловали дочь, лежавшую в обмороке. После этого обеих женщин арестовали, как незарегистрированных проституток, и бросили в китайскую тюрьму Лишь месяц спустя несчастный отец семейства узнал через китайских агентов о судьбе своей жены и дочери. За их освобождение ему пришлось уплатить 500 долларов. Деньги взяли японцы. Спустя 5 дней, 28 марта, его вызвали в японскую военную миссию. Там ему заявили, что если он скажет хотя бы одно слово против японцев, то будет расстрелян. Как только харбинские газеты стали помещать сообщения о подобных случаях, военные власти отдали строгий приказ, запрещавший под угрозой штрафа и даже закрытия газет употреблять при описании преступлений слово "японец". Говоря о виновниках преступлений, разрешалось употреблять лишь слово "иностранец.". С того времени все преступления, совершенные японцами, стали приписываться "иностранцам". Японские "ронины" были подлинным кошмаром для всех владельцев кафе,ресторанов и баров.В любое время дня и ночи они нагло, врывались в эти заведения,принадлежавшие китайцам или русским, приказывали официантам прислужи-вать только им, заказывали огромное количества блюд и вин и уходили, не заплатив ни гроша. Примеру "ронинов" следо-вали офицеры и солдаты японской жандармерии. Они оказа- лись еще хуже "ронинов", так как не только бесплатно ели и пили, но, уходя, непременно уносили приглянувшиеся им вещи: патефоны,радиоприемники, скатерти, вина, кресла и тем более золотую и серебряную посуду. Особую страсть пи-тали они к стенным часам. Каждый японский жандарм счи-тает своей обязанностью награбить как можно больше добра за время своей службы в Маньчжурии. Все эти "сувениры" затем отправляются домой в Японию. Я видел немало японских полков, отправляющихся из Дай-рена в Японию. Среди солдат не было ни одного, который не нес бы мешка с награбленным добром, в том числе, как пра-вило стенные часы, радиоприемники или граммофоны, В прошлом варвары, нападая на какую-либо страну,опу-стошали. ее и уходили... Японские же дикари делают это мед-ленно,методично.Они, сосут кровь своей жертвы, потом выжидают, пока она оправится, чтобы снова взяться за нее. Однако все то, что случилось в городах, каким бы чудо-вищным и страшным оно ни было, бледнеет по сравнению с издевательствами и унижениями, которым подверглась де-ревня. На всем своем пути, где бы ни проследовала японская военщина, она оставляла трупы и развалины. Вооруженные новейшими средствами разрушения, японские милитаристы, подобно ордам варваров, сеют опустошение и ужас среди мирного беззащитного народа. Встреча с Доихара 14 февраля 1932 года ко мне в дом явилось двое японских офицеров. Обратившись ко мне, один из них сказал по-ан-глийски, что меня хочет видеть "начальник японской военной миссий, полковник Кензи Доихара. По тону офицеров я по-нял, что это не столько приглашение, сколько приказание В штаб-квартире военной миссии после пятиминутного ожидания я был введен в кабинет полковника Доихара.Дои-хара я знал уже даано. Он всегда был со мной "подчеркнуто любезен, Иностранные журналисты часто называют его "япон-ским Лоуренсом". Я думаю, однако, что если бы его сестра не была наложницей японского наследника, то большая часть "успехов" Доихара оставалась бы лишь плодом его собствен-ной фантазии. Он встретил меня улыбкой, не то саркастической, не то просто издевательской. - Итак, мистер Веспа,- проговорил он по-русски, прони- зывая меня взглядом, - мы друг друга знаем, не так ли?. Не припомните ли вы, где мы с вами встречались в последний раз? - Если не ошибаюсь, это было в Тяньцэине? - Совершенно верно. У вас хорошая память. Мне говорили, что вам никогда не приходится что-либо объяснять дважды. Приступим к делу... В прошлом японские военные власти не раз предлагали вам оставить китайскую службу и перейти к нам. Вы постоянно отказывались, но теперь положение вещей изменилось. Я не приглашаю вас, а заявляю вам: отныне вы будете работать на японцев. Я знаю, что если вы захотите, вы сможете сделать многое и сделаете это хорошо. Если же будет сделано мало и плохо, это будет зна- чить, что вы работаете с неохотой. Так вот,- добавил он медленно и угрожающе,-я придерживаюсь обычая расстре- ливать тех, кто проявляет недобрые чувства к нам... Затем уже более спокойным тоном он продолжал: - Ныне идет война, мистер Веспа. То, что официально она не. объявлена, никакого значения не имеет. Всякую ва- шу попытку к бегству мы будем расценивать как дезертир- ство, а дезертирство мы караем смертной казнью, Разумеет- ся, при ваших обширных дружеских связях в Маньчжурии и в Монголии вам ничего не стоило бы перебраться в Китай. Но вы не один, у вас семья. А для семьи, состоящей из пяте рых человек, пересечь огромные степи Маньчжурии и Мон-. голии дело нелегкое. Вы меня поняли? А потому советую вам не быть таким хмурым и взяться за дело, как следует;жа- леть вам не придется. Я выразил удивление по поводу его тона и заявил, что хотя у меня нет особого желания работать на японскую раз-ведку, так как я сберег немного денег и приобрел паи в не- скольких театрах, все же, если бы мне предложили достаточ-ное вознаграждение и не разговаривали тоном угрозы, я мог бы обдумать такое .предложение. Доихаpa нахмурился. - Я не делаю вам предложений, мистер Веспа; я уже объяснил, что отдаю вам приказание,. Полагаю, что нет нуж-ды останавливатъся на этом. Завтра, в 11 часов, вы должны быть у меня; я познакомлю вас с начальником японской раз- ведовательной службы в Маньчжурии. Уверен, что вы с .ним прекрасно сойдетесь и вообще привыкнете к японцам. Будь-те осторожны, не сделайте опрометчивого шага;. Не забы- вайте о том, что произошло с вашим покойным другом Суайнхартом. Ведь вы помните? Он утонул, мистер Веспа не так ли? Суайнхарт был американским гражданином, служившим китайским властям в Маньчжурии. Во время поездки в Япо-нию он был убит японцами, а труп его выброшен в море. Токийские газеты сообщили, будто Суайнхарт утонул слу-чайно, Японская "программа" На следующий день, в 11 часов, я явился в назначенное Доихара место. Ординарец доложил обо мне, полковник вы-шел и приказал мне следовать за ним. Мы пересекли сад и вошли в большой дворец, примыкающий к зданию военной Миссии. Через левый подъезд мы попали в большую комнату, в которой за столами сидело пятеро японцев. Доихара ска-зал что-то одному из них, тот поклонился и исчез за дверью, прикрытой тяжелой портьерой. Вскоре ом вынырнул оттуда, жестом приглашая нас войти. Мы очутились в большом кабинете, в углу которого за огромным столом сидел японец, лет сорока пяти, одетый в штатское. В течение всей моей службы под его началом я так и не узнал ни имени, ни прошлого этого японца. Мне ни разу не приходилось также встречаться с ним где-либо вне его кабинета. В его распоряжении постоянно находились и специальный самолет и собственный автомобиль, которыми oн пользовался для своих таинственных поездок. Задавать какие-либо вопросы о нем, будь то в разведке или вне ее, значило бы рисковать жизнью. Я хорошо понимал, что за мной по-стояино следят и что всякий мой подозрительный шаг станет известен шефу. Доихара заговорил с ним .по-японски, потом повернулся ко мне и сказал по- английски: .-. Мистер Веспа это ваш новый начальник. Отныне за-будьте, что вы когда-либо меня видели. Желаю успеха.-С этими словами Доихара ушел. - Мистер Веспа,- начал мой новый шеф, -нет нужды расспрашивать вас. Тут у меня под рукой подробные сведения о всей вашей деятельности, начиная с того момента, когда в 1912 году вы прибыли в Китай. Японская разведывательная служба следила за вами и в Китае, и в Маньчжурии, и в Монголии и в Сибири, и в Европейской России. Наш военные власти не считают, что вы настроены против япон-цев; некоторые утверждают даже, что вы японофил.Если полковник Доихара чем-либо вас обидел, не обращайте на это внимания. С тех пор как европейцы прозвали его "японским Лоуренсом", он стал высокомерен и хвастлив. Он давно уже работает под моим руководством, и я, ни минуты не колеб-лясь, могу сказать, что он меньше всего похож на Лоуренса. разумеется, никто не станет отрицать, что в ряде случаев он добился определенных успехов. Но наряду с этим он до-пускал много оплошностей. Не кажется ли вам, например, что убийство маршала Чжан Цзо-лина проведено далеко не мастерски? Я не знал, что ответить, Я и прежде слыхал, что среди японскогo офицерства царят вражда и соперничество, но я никогда не доверял этим слухам. И вот, в первый же день моего близкого знакомства с японскими офицерами, я вы-нужден был убедиться в справедливости этого мнения. Иначе ничем нельзя было объяснить того, что мой шеф открыто признавал факт убийства Чжан Цзо-лина по приказу япон-кого генерального штаба и приписывал Доихара неудачное выполнение этого приказа. Я понимаю, - продолжал начальник, - что вас удив-ляет, почему я говорю с вами подобным образом, Конечно, японцы пытаются убедить и Лигу наций и весь мир, будто отделение Маньчжурии явилось результатом народного вос-тания против прежнего режима и будто японцы присутствуют в Маньчжурии лишь в качестве советников нового правитель-ства; в действительности же все обстоит совершенно иначе, Вы слишком хорошо это знаете, чтобы вас можно было обманывать. Кроме того, поскольку нам придется работать вме-сте, я должен быть с вами откровенен и познакомить с нашей программой. Я глубоко ценю ваши способности и ваш опыт; вы прожили в Маньчжурии двадцать лет, вы хорошо знаете маньчжурский народ, его привычки, нравы, обычаи и стремления. Если бы я стал пичкать вас той чепухой, какую наши японские делегаты преподносят Лиге наций, вы бы рас- хохотались мне в лицо. После этого мой новый японский начальник прочел мне лекцию... Вот, примерно, что он говорил: - Посмотрите на англичан, подумайте, какими способами присоединили они к своей империи почти половину земного шара и каким образом им всегда удавалось заставлять поко-рённые страны возмещать расходы по покорению. Индия и Южная Африка постоянно оплачивали расходы поработителя; то же самое было с Америкой;пока она оставалась англий-ской колонией, она оплачивала содержание английской армии, которая держала ее в подчинении. То же самое можно ска зать о Франции и о Соединенных Штатах Америки.Мы, японцы, тоже не можем позволить себе роскоши оплачивать расходы, связанные с нашей оккупацией Маньчжурии. Следо-вательно, оплатить весь счет должны тем или иным способом китайцы. Это наша главная задача. При этом, однако, возникает ряд серьезных трудностей Пока что мы вынуждены в известной мере считаться с обще-ственным мнением других стран. Вот почему официально мы объявили, что новое маньчжурское государство образовалось в результате возмущения самого местного населения и что японцы присутствуют здесь лишь в качестве советников. Поэтому маньчжуры должны платить так, чтобы никто не мог обвинить нас в том, что мы заставляем их платить. В войне хороши все средства. Тот метод, какой мы применили после захвата Мукдена и других городов, мы применим и в Харбине и на остальной территории Северной Маньчжу-рии.Наша система заключается в тайном предоставлении монополий доверенным лицам и в получении косвенной кон-трибуции. Главные монополии - это бесплатный провоз товаров по Китайско-Восточной железной дороге1 под видом японских военных поставок, монополии на опиекурильни, на торговлю наркотиками, на посевы мака, на ввоз японских проститу-ток, на игорные дома и еще ряд других монополий. За предоставление той или иной монополии мы взимаем довольно крупные суммы. Поэтому откупщикам надо оказы-вать всемерную защиту и поддержку. Далее, вам надо знать что всякий японский офицер, приезжающий в Маньчжурию рассчитывает вернуться через два-три года в Японию, имея в кармане от 50 до 100 тысяч долларов. Деньги добываются всякими способами. Японская жандармерия пользуется пло-хой репутацией, ее офицеров презирают. В Корее и в Южной Маньчжурии жандармские офицеры фактически управляют всем судебным аппаратом и пользу-ются неограниченной властью над жизнью всего населения. Обычно к моменту отставки жандармский офицер имеет на текущем счету от 100 до 200 тысяч иен. Меня поразила откровенность этого заявления. Начальник закурил папиросу, глубоко затянулся, подошел к окну и стал разглядывать облака. Потом он отшвырнул папиросу и про-должал: --Через несколько дней в Мукден прибудет пятьдесят хунхузов. Они приступят к рекрутированию местных 6aнди- 1 В тот период дорога находилась в китайско-советском со-вместном владении,- Прим, автора, 20 тов, с тем чтобы общая их численность в Северной Маньчжурии возросла до полутора тысяч; они должны быть готовы выполнить любое наше приказание. Затем надо найти в Харбине человек двадцать русских эмигрантов - физически крепких молодчиков, способных на любое "дело"; они должны в совершенстве владеть кинжалом и револьвером и уметь молчать. Наконец, нам потребуется с десяток опытных карманных воров, умеющих изысканно одеваться и вращаться в высшем обществе. Хунхузы понадобятся нам для ряда дел. Они совершенно незаменимы для некоторых крупных операций. Например, как только эта организация будет создана, нам предстоит задача подрыва работы на железнодорожной линии Харбин - Погра-ничная, с тем чтобы в конечном счете вывести ее из строя. Советские органы отправляют, все свои товары, в том числе крупные партии соевых бобов, во Владивостокский порт; Это плохо отражается на оборотах нашего порта в Дайрене. Мы организуем нападение наших хунхузов на Китайско-Восточную железную дорогу в приграничных районах. Хунхузы устроят целый ряд крушений, пока, наконец, русские не ста-нут посылать свои товары по нашей железной дороге в Дай-рен. Последуют также частые крушения на других железно-дорожных линиях, принадлежащих Советам, и... иногда, для вящей убедительности, - на японской линии. Кроме того, хунхузы окажут неоценимые услуги, создавая инциденты на советской границе, а также в других пунктах Маньчжурии; они будут нападать на китайские деревни, обращаться. в бегство при виде японских войск, и, таким образом, мы заслужим благодарность китайского населения; они будут инсце-нировать нападения на японских солдат, создавая для нас поводы для карательных экспедиций и для выселения жите-лей с территорий, предназначенных для японской колониза-ции... Хунхузы пригодятся нам и для многих других дел. Что же касается карманных воров, то они необходимы для совершения краж у иностранцев, проживающих в Маньчжурии, особенно же у иностранных туристов. Они будут выкрадывать у них документы и письма. Обыскивать иностранцев не всегда удобно; если бы мы стали их обыскивать, они замучили бы нас бесконечными протестами. Между тем, если вор украдет у иностранца бумажник или его багаж, то никто не сможет винить в этом японцев, не так ли? Наконец, в Харбине, Цицикаре, Хайларе и других пунктах Северной Маньчжурии имеется большое количество белоэмигрантских организаций. Эти организации носят антисоветский характер Вы, мистер Веспа, занимая в течение стольких 21 лет высокий пост в маньчжурской тайной полиции,зная языки ,и обычаи разных народностей, населяющих Маньчу-рию, должны хорошо знать эти организации; Поэтому я по-прошу вас приготовить для меня подробные сведения о характере, объеме, программе и деятельности всех этих организаций, включая краткие биографии возглавляющих их лиц. Я намерен ликвидировать все организации, которые не бу-дут искренно помогать японцам. Нам понадобятся русские эмигранты для прикрытия нашей деятельности. Нам нужны не слишком образованные, но достаточно тщеславные и че- столюбивые люди, чтобы они с благодарностью принимали посты руководителей каких-либо организаций. В вашу задачу будет входить подбор таких людей из среды русских эми-грантов. Вы должны подбирать их, сообразуясь с их алчностью и беспринципностью. Когда список будет готов, прине-сите его сюда. Инструкции шефа Слушая основы японской политики, изложенные начальни- ком японской разведывательной службы в Маньчжурии,я записывал в блокнот данные мне поручения. - После того как белоэмигрантские общества будут реор-ганизованы,- продолжал начальник,- и во главе каждого из них будет поставлен выбранный нами человек,мы позабо- тимся о создании филиалов этих обществ по всей Северной Маньчжурии. Фактически главой каждого общества будет японец, владеющий русским языком. Он будет главным совет- ником,и без его разрешения не сможет протекать какая бы то ни было деятельность общества. Реорганизованные таким образом белоэмигрантские общества окажутся особенно по лезными для выступлений против советских граждан. Нам надо будет ежедневно провоцировать "инциденты" с ка-кими-либo советскмии гражданами. Второй отдел японской военной миссии обеспечит нас материалами, необходимыми для ареста любого советского гражданина, будь он коммунист или не коммунист. Для этого нам потребуются всевозможные документы; понятно, что для нашей работы щепетильные люди окажутся излишними. Помните, что я сам никогда не появляюсь на сцене; меня никто не видит, кроме тех случаев, где фигурируют исклю-чительно японцы, Главная ваша функция будет заключаться в том, чтобы служить моим, посредником. Все приказания вы будете получать непосредственно от меня и ни от кого дру-гого. Приказания, предназначенные для других, вам придется передавать дальше. С полньм хладнокровием этот человек раэвивал свои планы, грозившие страданием и бедствием для тысяч невинных людей. Я сохранял спокойствие и слушал его с невозмути-мым лицом, как и подобает помощнику такого начальника. Начальник продолжал: - И последнее указание. Тут,в Харбине, проживает много иностранцев; американцев, англичан, французов, итальянцев и т. д., которые еще пользуются правами экстерритори-альнасти;мы должны будем вести наблюдение за каждым из них. Среди них много шпионов. За этими американцами и англичанами потребуется постоянный надзор. Они считают, что обладают особыми правами на Дальнем Востоке. Всякий раз, как Япония делает какой-либо шаг, они стараются найти повод для вмешательства. Мы, японцы, не признаем этих прав. Америка имеет свою доктрину Монроэ1, а мы имеем свою. Весь Восток является нашей сферой влияния и должен подпасть под наш контроль. Мы вовсе не намерены внедрить японскую культуру в среду народов, которые мы покорили покорим в будущем. Им попросту придется исчезнуть. Все они будут уничтожены нами. Пусть вас не смущает, если иногда я буду поручать вам надзор за японскими офицерами, которые стремятся слишком быстро разбогатеть. Такие офицеры ни в какой мере не явля-ются преступниками, так как они добывают деньги от низ-шей расы, осужденной на исчезновение; к тому же, в конеч-ном счете, эти деньги поступают в Японию. Мы заинтересо-ваны лишь в том, чтобы эти деньги достигли государственной казны более короткими и прямыми путями. Иностранцев удивляет, почему японские судьи не заставляют японцев платить долги, аренду и выполнять другие денежные обязательства. Это непонимание объясняется незнанием основ японской философии. Как может японский судья, который знает, что он является сыном богов, заставить другого сына богов платить деньги представителю расы, осужденной на исчезновение? Да, еще один вопрос, я едва не забыл о нем. В Маньчжурии проживает свыше 40 тысяч советских граждан, большинство из них служит на Китайско-Восточной железной дороге. Мы должны позаботиться о том, чтобы отравить им существование. В этом вы обязаны быть беспощадным. Знайте, что русским белогвардейцам дана полная свобода в отношении красных. Каждый день будут производиться обыски в домах красных, их пожитки будут выбрасываться 1 "Америка для американцев"-Ред на улицу,их будут оскорблять и унижать до тех пор,пока они не уберутся из Маньчжурии. Кроме этих красных русских, в Северной Маньчжурии про- живает около 7 тысяч евреев. Наша задача в отношении их несколько труднее: многим из них удалось вступить, в под- данство других государств - АНГЛИИ, США, Франции, Тур- ции, Италии, Германии, Польши и т. д. Понятно, что мы не можем напасть на них открыто, особенно, если они состоят в подданстве государств, пользующихся правами экстеррито- реальности, но косвенно мы можем причинить им немало хлопот. Если право экстерриториальности не позволяет нам взяться непосредственно за евреев, то мы можем взяться за тех, кто ведет с ними дела. Под тем или иным предлогом мы будем арестовывать всякого русского или китайца, которого уличим в сделках с иностранными фирмами. Все то, что я вам говорю, я уже разъяснил всем резиден- там японской разведывательной службы в Северной Маньчжу- рии. Я - ваш единственный начальник, и отчитываться вы будете только передо мной. Никто из ваших подчиненных никогда не должен знать и даже подозревать, что вашим начальником являюсь я и что вы связаны со мной. Вы же никогда не узнаете, от кого получаю приказания я. Ваши главные помощники также не должны сообщать подчиненным о своем начальнике и о том, от кого исходят приказания. Наша разведывательная служба строится не по принципу це- почки, при котором одно звено ведет к другому. Организа- цию нашей разведывательной службы скорее представляет ряд точек, действующих согласованно, но без непосредствен- ного контакта, Таким образом, если враг изловит одного агента, он не сможет найти остальных. Я вижу, вы делаете заметки.. Это дурная привычка. Запис- ную книжку легко потерять, ее могут украсть. Гораздо лучше доверяться памяти. Мне говорили, что память у вас хоро- шая. Это одно из ваших достоинств. Теперь можете итти Завтра вы приступите к работе. — Простите,-сказал я,- вы упомянули о моих агентах и о моих главных помощниках... Кто они и где я смогу их найти? — Об этом не беспокойтесь. В нужный момент вы увидите их. Пока что я еще не могу сказать, когда и где это будет. Тем временам приготовьте для меня сведения о русских бело- гвардейских организациях. С этими словами он протянул мне руку, мы попрощались, и я ушел. Первое задание На следующий день я начал свою службу у моих новых, японских господ. Как я уже говорил, меня обязали представить сведения о белогвардейских организациях в Северной Маньчжурии. Их было много. Штаб-квартиры всех этих организаций нахо-дились в Харбине, а филиалы - в различных районах Маньч-журии.К числу главных белогвардейских организаций отно-сились: комитет эмигрантов, председатель Колокольников; русский общественный комитет, председатель Коробов; союз бывших воинов, председатель Вержбицкий; союз русских монархистов, председатель генерал Кислицын; фашисты, председатель генерал Косьмин; общество землевладельцев, председатель Гондати; биржевой комитет, председатель Кабалкин. Кроме этих организаций, существовал ряд других, играв- ших, однако, менее значительную роль Нетрудно понять, что из председателей всех этих органи-заций японцы пожелали оставить только двоих: Коробова - председателя "русского общественного комитета" и Кисли-цина - главу монархистов. В пользу Коробова говорило одно очень важное обстоя-тельство: за всю свою 54- летаюю жизнь он не проработал ни одного дня. Профессия его состояла в исполнении обязанно -стей председателя или секретаря-казначея того или иного рус-ского общества... и в делании долгов. Единственным его идеа-лом был его собственный желудок. Единственное его счастье состояло в том, чтобы восседать за столом, уставленным-обильной закуской. Его авторитет в этой области был настолько велик, что когда русские судили о его политическом лице, то все они сходились на одном - он "закусист". Он не пропустил ни одного банкета, кто бы ни были его орга-низаторы - фашисты, анархисты, монархисты. Необычайная эластичность его политических убеждений в сочетании с его разносторонним эпикурейством1 делали его идеальным став- ленником японцев. Кислицын - глава русских монархистов, желавших воз-вести на русский трон великого князя Кирилла,- был пустоголовым, тщеславным паразитом.. Из Парижа великий князь - претендент на русский престол - присылал своим приверженцам в Маньчжурии всевозможные медали и ордена; он то. и дело посвящал их в какие-то фантастические рыцар-1 С жизнью для наслаждений. ские ордена, назначал командорами каких-то несуществую- щих легионов, награждал чинами и т. п. Сам Кислицын, грудь которого была увешана четырнадцатью сверкающими бляхами был произведен великим князем в генералы, хотя к концу мировой войны он вышел в отставку в чине капитана.Вот почему большинство членов союза монархистов стали генера- лами и увешали свою грудь тучей медалей. Девизом Кислицына был девиз короля Георга I: пунш и толстые женщины. Разница была лишь в том, что Кислицын пил водку,но зато японцы уж заботились о том, чтобы в ней он не испытывал недостатка. Кислицын был прямо соз- дан для японцев. Не желая отставать от великого князя, японцы, в свою очередь, произвели Кислицына в главнокомандующие бело- эмигрантской армии в Маньчжурии, На пост начальника штаба этой армии была посажена марионетка. Для этой роли подо- брали одного пропойцу, который в течение многих лет про- сил подаяние у универсального магазина Чурина в Харбине. Эту сифилитическую развалину, служившую когда-то генералом в казачьих войсках атамана Семенова в Сибири, вымыли одели в новое платье, и через несколько дней "Официальный бюллетень" смог известить, что начальником штаба назначен генерал-майор Сальников. Вожак хунхузов 25 февраля 1932 года начальник приказал мне отправиться в штаб японского командования, помещавшийся на Большом Проспекте - главной улице Нового города. Я был принят китайцем, который свободно говорил по-рус- ски. Он вел себя как хозяин. Мы уселись. Слуга внес чай и папиросы, после чего мы об- менялись вежливыми взаимными расспросами о здоровье друг друга, о здоровье наших родных и т.п. Это была обычная, требующаяся китайским этикетом, прелюдия к делу. После этих формальностей он в упор заявил мне: — Мистер Веспа, вы сейчас увидитесь со своим старым знакомым. — Не могу возражать против любой встречи, на котрой настаивает мой начальник. -- Это верно, но лицо, с которым вам предстоит встре- титься, не имеет ничего общего с начальником, оно даже не должно его знать. Этот человек будет работать по вашим указаниям. Вы будете снабжать его необходимыми для этого средствами. Остальное не должно его интересовать. - Прекрасно! Когда же я встречусь с ним? '- Сейчас.Пойдемте. Помните: ни слова о нашем; началь-нике и вообще о японцах! Мы вышли. Нас ждала машина, .которой обычно пользуются японские военные чины. Мы уселись и поехали сперва по Большому проспекту, а затем свернули налево, Шофер перекинулся несколькими словами с человеком, сидевшим рядом с ним. Я заметил, что оба они русские. Это были белоэмигранты. Через десять минут мы остановились у большого одноэтажного дома. Нас, видимо, ждали, так как дверь открылась, едва лишь машина подъехала. Мы вошли в комнату, где я увидел четырех китайцев, вооруженных маузерами. Не успел я приглядеться к ним, как открылась дверь и вошел коренастый китаец, встретивший меня улыбкой. Я с удивлением посмотрел на него, Передо мной стоял один из хунхузских вожаков - знаменитый Ван Цзянь-ци, он же Линь Пинь-ци, он же Ма Цу-ци, он же носитель двух десятков других имен. Мой проводник оказался прав- Ван Цзянь-ци был моим старым знакомым. В последний раз мы встретились с ним в горах Малого Хингана на корейско-маньчжурской грайице, близ деревни Вандайдай. Это место нашей приятной встречи было отмечено могилами трех моих агентов и девяти хунхузов. Сам Ван. Цзянь-ци был тогда ранен в грудь и в ногу. Мы захватили его и поместили в госпиталь. По словам врача, он находился при смерти. Однако ему не было суждено умереть тогда. Крупные хунхузы в Китае располагали достаточными средствами и влиятельными связями. Через четыре месяца Ван Цзянь-ци, окрепший как никогда, бежал из тюрьмы и вернулся к своему любимому занятию. И вот он стоял передо мной, улыбающийся. Мы пожали друг другу руки. Отличительной чертой Вана была прямота. Он никогда не скрывал, чем зарабатывает на жизнь. -Очень рад вас встретить, мистер Веспа,- сказал он.- Особенно рад тому, что мы будем работать вместе, Я хотел бы предупредить вас, что прошлое забыто мной. Мы оба должны забыть о том, что были врагами. Отныне начинается новая жизнь. Повернувшись к четверым вооруженным китайцам, кото-рые стояли в известном отдалении, он сказал: -Мистер Веспа, это - мои помощники. У них стальные нервы. Вся четверка отвесила мне поклон. Я пожал им руки. Последние двадцать дней я пожимал руки японским 6aн-дитам, которые называли себя армейскими офицерамжан-, дармами и разведчиками. Сейчас я испытал своего рода об-легчение,пожимая руки людям которые смело признавались в том, что они бандиты. Сопровождавший меня китаец хранил молчание. Его роль была для меня не ясна. Холеные руки с длинными ногтями свидетельствовали о принадлежности этого человека к кругу людей, чуждых физическому труду. Несомненно, он был горо-жанин. Представляясь мне, он не назвал себя, а лишь сказал: "Я облечен доверием нашего-начальника". По знаку Ван Цзянь-ци открылись двери в соседнюю ком-нату, где оказался стол, богато уставленный всевозможными китайскими деликатесами и русской закуской. - Я думаю,- заявил хунхузский вожак,- что нашу но-вую встречу следовало бы отпраздновать скромной трапезой. Окажите мне честь отведать мое скудное угощение. Все уселись за стол. Мне бросилось в глаза, что нам при-служивали японцы, одетые в китайское платье. Всякий, кто долго прожил на Востоке, легко отличит японца от китайца. Завязалась оживленная беседа. Хунхузский вожак с удо-вольствием вспоминал о многочисленных наших столкновениях в те времена, когда мы с ним были разделены законом.Он говорил о Чжан Цзо-лине, о выдающихся китайских дея-телях и в том числе о тех, кто стал его жертвой; говорил он и о политическом положении в Японии, Китае и в Европе. Этот хунхузский вожак оказался необычайно сведущим чело-веком. Он предстал передо мной в совершенно новом свете. Один из слуг подошел к китайцу, который сопровождал меня и все еще сидел молча, не раскрывая рта, и что-то шеп-нул ему на ухо по-японски. Китаец повернулся ко мне и ска-зал по-русски, что меня просят к телефону. — Алло! — Алло! Мистер Веспа? Говорит начальник разведыватель- ной службы. Когда вы покончите с едой, явитесь ко мне. — Слушаюсь, сэр! Сейчас я буду у вас. Я вернулся в столовую. Мой китайский спутник заявил,что его ждут срочные дела, и откланялся. Я проводил его до дверей и, прощаясь, сказал: - Надеюсь, мы с вами еще увидимся. - Боюсь, что нет. Сегодня ночью я уезжаю на юг. Следуя инструкциям моего начальника-никогда не распра- шивать ни о чем других агентов или людей, связанных с раз-ведкой, - я не проронил больше ни слова. Ван Цзянь-ци приказал подать шампанское; К этому времени водка и вино уже настроиили всех на веселый лад. Особенно приподнятое настроение было у Вана. Он говорил о том, как он рад встрече и как ему приятно со мной работать. - Я буду заниматься своей профессией еще лет пять. К тому времени я разбогатею настолько, что смогу уйти на покой. Мне хотелось бы поселиться на территории одной из иностранных концессий в Шанхае. Быть может, я отправ-. люсь путешествовать за границу. А, пока что я вынужден работать, чтобы добыть деньги. Приятно иметь такого начальника, как вы. Сегодня я вступаю в новую жизнь, а потому присваиваю себе и новое имя. Отныне меня зовут Ин. Мистер Веспа, вам также следовало бы обзавестись новым именем. — Благодарю вас, я уж останусь при старом. — Ладно, мне объясняли что по-итальянски "веспой" называют маленькое насекомое, которое жалит. По-нашему это "фын"1. Итак, мы будем называть вас Фын.. Эй, слуга, налей вина, мы выпьем за здоровье Фына и Ина. Мы осушили стаканы.Затем я откланялся. Слуга доложил. что меня ждет машина. Ин настоял на том, чтобы проводить меня до крыльца, и просил как можно скорее осведомить его о подробностях нашей совместной работы. Мы распрощались. Усаживаясь в машину, я убедился, что на переднем сиденье находились те же двое русских белогвардейцев. Начальник в ярости Через несколько минут я очутился перед начальником. Улыбаясь, он сказал: - Ну-с, как вам понравилось у Вана? -- Простите, но Ван больше не существует. Он теперь Ин. — Да, знаю. А вы - Фын. — Японский слуга уже передал вам по телефону о нашей беседе? Он снова улыбнулся. - Ну, так слушайте. Ин,- будем его теперь так назы- | вать,- работает на нас уже двадцать лет; но никогда он не сможет доказать, что получал задания и деньги от японцев. 1Оса.- Ред. Знает ли он о том, что работает для нас или нет, значения не имеет. Факт тот что он никогда не разговаривал с кем либо из японских должностных лиц. А теперь перейдем к делу. Ин привел с собой тридцать шесть человек. Все это испы-танные люди, пользующиеся нашим доверием. Потребуется недель пять-шесть, чтобы набрать из местных бандитов пол-торы тысячи человек, необходимых для выполнения нашей программы. Инструктировать их будете вы, и вы же один бу-дете держать с ними связь. Запомните это. Ни слова обо мне или о ком-либо из японцев. Не забывайте, что люди Ина думают будто они работают на другое правительство.Так или иначе, но вы сами должны позаботиться о том, чтобы они считали себя состоящими на службе у европейцев.Это часть вашей работы в качестве моего посредника. Дней через десять Ин соберет достаточное число людей, чтобы мы могли действовать.Я поручил начальнику жандармерии подобрать несколько русских белогвардейцев, умеющих метко стрелять, обладаю-щих крепкими нервами, молчаливых и не поддающихся угры-зениямм совести. Сначала я хотел сам непосредственно руко- водить ими, но затем понял, что это невозможно. Я решил передать их в ведение жандармерии, чтобы избежать всякого прямого контакта с европейцами. Правда, вы тоже европеец но китайский подданный. Если мне когда-нибудь придется pасстреливать вас, я буду свободен от объяснений с кем либо. Правда, об этом я не думаю; я уверен, что мы великолепно поладим и что недалеко то время, когда я смогу полностью вам доверять. Вот вам список белогвардейцев, отобранных жандармерией Просмотрите его и составьте сводку о них, чтобы я мог све-рить ее со сводкой жандармерии. Я никому не доверяю.Вся- кое поступающее ко мне донесение я проверяю и проверяю дважды. Эти русские, головорезы помогут нам нажать на определен-ных состоятельных евреев и русских, которых мы недолюб-ливаем. Я хочу отобрать их богатства, а самих владельцев зтих богатств вышвырнуть из Маньчжурии. Отсюда они убе-рутся с вывернутыми карманами. - Не все евреи плохи, - осмелился я вставить. -Я знаю в Маньчжурии многих евреев которые честно ведут свои дела. Начальник вскочил и бросился ко мне с таким видом, словно он хотел меня задушить. - Как вы смеете так со мной разговаривать! Как вы смеете защищать евреев! Еще одно такое слово, и я вас за- душу! Мы, японцы, спустим шкуру с евреев. Вот эту черную работу и сделают русские, указанные в списке, который я вам даю. Мы, японцы, нe хотим марать рук. Просмотрите список! Я просмотрел его. Там значилось десять имен. - Вы кого- нибудь из них знаете? -Я знаю почти всех. Это закоренелые преступники, имеющие множество судимостей,- ответил я. - Именно такие люди мне и нужны, чтобы нажать на ев реев. Уж не хотите ли вы, чтобы мы нанимали для такого дела учителей или пасторов? Поглядывая на меня полузакрытыми глазами и иронически улыбаясь, он продолжал: - Знаете, вы меня просто удивляете. Мне говорили, что вы являетесь, так сказать, настоящим дьяволом. А оказы вается, вы щепетильны, и голова ваша полна прописных истин. Чем же вы занимались у Чжан Цзо-лина и начальника его штаба Ян Ю-тина, любимцем которого вы были? Ведь вы давно уже должны были бы превратиться в первоклассного бандита, Отвечайте же! Я ответил: -Если вы считаете меня непригодным к этой работе, если вам кажется, что я слишком щепетилен, то зачем же застав-лять меня работать? Я бы с большим удовольствием отпра-вился с семьей в Китай. -Вы с семьей останетесь здесь,-резким тоном заявил начальник,- Ни один китайский подданный, занимающий здесь более или менее видное место, не переедет в Китай. Им предоставлен следующий выбор: работать для нас, по- ступить в буддийский монастырь или предстать перед взво- дом солдат.Что касается вас, то как европеец вы не мо-жете стать буддийским монахом. Следовательно, вам остает-ся работать для нас и стать добрым гражданином Маньчжоу-Го, или же быть расстрелянным. Вы прожили два-дцать лет в Маньчжурии, Монголии и Сибири, вы изучили эту страну, знаете народ, его язык и обычаи; вы оказы-вали ценные услуги Чжан Цзо-лину и то же самое сделаете для нас. Скажу вам правду: если бы вы БЫЛИ холостяком, я бы вас расстрелял, так как не смог бы вам доверять. Я уверен,что если бы вы были холостяком, то состояли бы главарем бандитской шайки и причинили бы нам немало хло-пот. Но у вас есть семья, которую вы любите, и поэтому вы будете нам частно служить. Вы ведь знаете, что ожидает вашy жену, дочь сына и тещу, если станете бунтовать Ни-когда больше не заговаривайте со мной об отъезде в Китай. Отныне вам остается только одно-исполнять наши приказы и не обращать, внимания на свою совесть. Об этом позабо-тимся мы. Мы отвечаем. Я снимаю с вас всякую моральную ответственность. Какого вы вероисповедания? - Я католик, сэр. - Католик? По тому, как вы расхваливали евреев,я уж решил, что вы один из них. Ладно. Кончим этот разговор и вернемся к делу. ...Японская транспортная компания "Кокусай Унио"при-обрела монополию на бесплатную перевозку по Китайско-Вос-точной железной дороге всех товаров под видом военных по-ставок для японской армии. За эту монополию "Кокусай Унио" заплатило изрядную сумму, и поэтому японское воен-ное командование, получившее эти деньги, должно оказывать компании всяческую поддержку. Отныне все фирмы, желаю-щие перевозить товары по пониженному фрахту, должны обращаться к услугам "Кокусай Унио", Между тем, как нам стало известно, не только жандармские но даже армейские офицеры часто заключают сделки с отдель-ными фирмами о перевозке их товаров по пониженному фрахту, а полученные таким образом деньги кладут в карман. Этого не должно быть. Деньги, вырученные нами в peзуль-тате неуплаты фрахта советской железной дороге, должны поступать в кассу японской армии, а не в карманы офице-ров.Мы, конечно, не можем трогать этих офицеров. При вся-ком обнаружении какого-нибудь злоупотребления вам при-дется придумывать способ наказания владельцев грузов,а не японских офицеров, Ваши агенты должны тщательно следить чтобы изловить всякого, кто отправляет товары, минуя моно-полию. Разумеется, "Кокусай Унио" облегчит вашу задачу, предоставляя вам необходимые сведения. - Но что скажет советская администрация дороги,осме- лился я спросить,- когда она убедится, что крупные партии груза отправляются бесплатно? -Что она может сказать? Железная дорога в руках японской армии. Стыдно было бы японцам платить что-нибудь советскому правительству. Сегодня мы забираем Маньчжурию, завтра Северный Китай, потом Монголию, Маньчжурскую железную дорогу, Транссибирскую железную дорогу... а заодно и Сибирь. Завладев Китаем и Сибирью,мы пустим в ход наш могущественнейший флот и начнем наш победный марш на юг: на Филиппины, Индо-Китай, Борнео, Cyматру, Новую Гвинею, Австралию, Индию... Начальник японской разведывательной службы в Маньч-журии пришел в такое возбуждение от им же изложенной программы завоеваний, что лицо его- покрылось краской; еще минута - и с ним случился бы апоплексический удар. После минутной паузы, успокоившись, он сказал: - Завтра, в 6 часов вечера, вы отправитесь в штаб воен ного командования на Большом проспекте и спросите там Цай Цэнь-чжи, который и познакомит вас с пятью вашими агентами-помощниками. У каждого из этих агентов есть около десятка субагентов. Ни один из них не должен знать, что их начальники работают по вашим указаниям; в свою очередь пятеро ваших помощников не должны знать, что вы связаны со мной. После того как вы познакомитесь с этими людьми, вернитесь ко мне, я дам вам дальнейшие указания. Появление первых помощников На следующий день, в 6 часов вечера, я явился в штаб командования и спросил Цай Цэнь-чжи. Японский унтер-офицер провел меня через двор в большое полупустое помещение и оставил одного. Спустя несколько минут вошел Цай Цэнь-чжи, китаец лет сорока, в европейской одежде. — Вы мистер Веспа?-спросил он меня, - Я самый. — Рад познакомиться. Мы пожали друг другу руки. - Присаживайтесь. Японский унтер-офицер внес чай и папиросы. Мы стали обмениваться обычными любезностями. Вскоре к дому подъехал автомобиль. Явился тот же японский унтер- офцер. Он доложил, что прибыли русские. - Введите их,- распорядился Цай Цэнь-чжи, Среди пяти вошедших я узнал троих - бывших офицеров царской армии. Познакомив нас, китаец обратился к ним с краткой речью: - Это ваш начальник,и вы обязаны слепо ему повино-ваться. Все приказания, равно как и плату, вы будете получать от него. Никто другой не должен давать вам приказаний, и ни с кем другим вы не должны быть связаны. Затем, повернувшись ко мне, он сказал:- Это ваши помощники Они известны под номерами от первого до пятого, Никто не должен знать настоящих их имен. После этого китаец откланялся. - Единственная моя инструкция-заявил я, оставшись наедине с моими. новыми помощниками - состоит пока в том; чтобы вы обеспечили отправку всех товаров по Китай-ско-Восточной железной дороге через фирму "Кокусай Унио", и только через нее. Затем я приказал им явиться для доклада к часу ночи в комнату, отведенную мне в здании, где помещался второй отдел японской военной миссии. Там же мне предстояло и жить. Отпустив помощников, я отправился к начальнику, -- Какое впечатление произвели на вас помощники?-спросил он меня. — Троих я знаю, это бывшие офицеры; двое других мне не известны, но у них военная выпраска. — У вас наметанный глаз: в прошлом все они были офице- рами царской армии. Вот увидите, они вам понравятся. После этого начальник вернулся к своим указаниям. - Монополия на торговлю наркотиками предоставлена японо-корейскому синдикату, в лице проживающего в Харбине адвоката Такеуци. Этот синдикат имеет исключительное право открывать лавки для продажи опиума,героина, морфия и кокаина по всей Маньчжурии, а также сдавать эти лавки в аренду китайцам. Мне известно, что за эту монополию синдикат заплатил японскому командованию несколько мил- лионов долларов. Теперь наш отдел обязан охранять интересы синдиката и всячески оказывать ему помощь,которую он уже оплатил. Должен сказать, что японская жандармерия попытается вмешаться и в это дело. Жандармы постараются связаться непосредственно с торговцами наркотиками и владельцами опиумных притонов. Между тем полиция не посмеет закры-вать эти лавки, зная, что они находятся под покровитель-ством жандармских офицеров. Это усложнит нашу задачу которая состоит в том, чтобы обеспечить поступление денег от монополии в японскую казну, а не в карманы жандармских офицеров.В этом духе и проинструктируйте ваших агентов Теперь мы перейдём к игорному делу. Игорная монополия,охватывающая все города и посёлки в зоне Китайско-Восточной железной дороги,заисключением Харбина,продана так называемой корейско-армянской фир- ме "Ким-Амбарьян и К0".Фирма имеет право открыть до двадцати игорных домов в зоне железной дороги.В Харбине же будет игорный дом, контролируемый нами; доход с него мы разделим с некоторыми русскими белогвардейскими орга-низациями.Но тем неменее,и здесь,в Харбине,мы должны быть на страже интересов монопольной фирмы. Монополия на проституток,гейш и танцовщиц в зоне Ки-тайско-Восточной железной дороги продана японскому син-дикату,представленному в Харбине нотариусом Кираза. Этот синдикат имеет исключительное право на импорт япон-ских девушек из Токио,Осака и других распределительных пунктов. Но и здесь жандармские офицеры попытаются вести дела сепаратно, минуя монополию. Мы должны установить такую систему контроля,чтобы ни одно заведение не получало японских девушек помимо этого синдиката. Перейдем теперь к монополии по беспошлинному экспорту. товаров в Кйтай: она продана компании Южно-Маньчжур-ской железной дороги, представленной здесь в Харбине фирмой "Кокусай Унио". Ей предоставлено исключительное право на контрабандный провоз товаров в Китай. Обеспечить тщательный контроль здесь будет несколько труднее. Дело в том, что тысячи наших чиновников и офицеров, служащих в приграничной , полосе,принимают непосредственное участие в контробанде. Мы должны быть начеку и арестовывать,конечно, не офицеров, а всякого, кто посмеет вести подобные дела с нашими офицерами. Наконец, переходим к вопросу о Советских гражданах, В Маньчжурии их насчитывается несколько тысяч. Мы ни на минуту не должны оставлять их в покое. Для этого следует применять самую безжалостную систему обысков, арестов и преследований. -Но если мы станем арестовывать их беспричинно,- за-метил я,-мы не оберемся хлопот. -Беспречинно?.. Старший агент разведывательной службы, всегда должен уметь ..найти причину. Например,производя обыск в доме вы обязаны всегда находить при- чину;если же её не будет, то... все равно вы должны её найти!Как я уже вам говорил, второму отделу японской мис- сии даны указания снабжать вас всеми нужными материалами: коммунистическими брошюрами, различными "письмами" из России, Америки и других стран, с соответственными марками и штемпелями,а также полным набором фальшивых докумен- тов,годных для производства любого ареста и в любое время. Кроме того, вас снабдят коммунистической литерату- рой на китайском языке. Нельзя оставлять в покое и китай- цев,особенно тех,у кого есть деньги. Япония бедна,содер- жание японской армии в Маньчжурии стоит нам каждый день несколько миллионов. На нашей обязанности лежит сде-лать все возможное чтобы облегчить это бремя. Поручите вашим агентам учесть богатых евреев. Узнайте, в каком состоянии находятся их банковские счета,а также владеют ли они собственностью, которую можно обратить в наличные.Следите за тем,чтобы все донесения соответ- ствовали действительности.Горе тому,кто даст нам ложные сведения!У меня работают ещё трое таких агентов,как вы. Они проверяют поступающие донесения,и если в них обна- руживается какая-либо неточность, то виновный подвергается тяжелому наказанию. Как только эта служба будет налажена, согласно моим указаниям, мы приступим к делу. Если все пойдет на лад, то все будут вознаграждены; если же нет, то будет беда! Я не потерплю ни ошибок, ни полумер, Запомните это! - Я не забуду... -Когда состоится ваше ближайшее свидание с помощни- ками? — В час ночи. — Превосходно! Тщательно проинструктируйте их о за- щите монополий, а также относительно советских граждан и евреев. А теперь вам поручается одно дело, слушайте вни- мательно. Завтра, в 9 часов вечера, на станции Даймагоу двое русских белоэмигрантов, Крупенин и Забелло, будут садиться в поезд. Прикажите одному из ваших агентов убить обоих: они пытались играть с японцами двойную игру. Встретившись с моими помощниками, я проинструктировал их насчет охраны интересов монополий, а затем спросил знает ли кто-нибудь Крупеника и Забелло. Агент № 2,по фамилии Пастухин (он, впрочем, и не подозревал, что я его знаю), ответил, что знает их,но добавил, что Забелло не русский, а поляк. - Это неважно,- ответил я.- Приказываю ликвидировать этих обманщиков завтра вечером на станции Даймагоу...Так как вы их знаете, то вы и выполните мое распоряжение. Под берите пригодных для этого людей. Крупеника удалось убить, но Забелло сумел скрыться. Официальная монополия на проституцию От колыбели и до могилы японские женщины находятся в полном рабстве. Женщине внушают, что она рождена для того, чтобы служить мужчине: своему отцу, мужу, сыну,вла- дельцу фабрики или публичного дома. Одна из первых истин, которые узнает японская женщина, это та, что "мужчина выше неба, а женщина ниже земли". Японский мещанин, исхо- дя из высокомерного убеждения, что он "выше неба",обра- щается с женщиной, как со слугой или вещью. В Харбине по соседству со мной проживала молодая япон- ская парочка, Киноэ Танауэ с женой Чисуко. Танауэ служил "советником" (ни один японец в Маньчжу-рии не называется "служащим", все они состоят "советника-ми"в том или ином учреждении). Это был малорослый субъ-ект, физически и умственно недоразвитый, едва разговаривав-ший по-английски. Чисуко свободно владела английским,фран- цузким и немецким языками, играла на фортепьяно, рисовала и добилась некоторых успехов в гольфе и теннисе. И все же Танауэ не только был к ней равнодушен, но третировал ее, как пустое место. Лишь в редких случаях он обращался к ней с каким-нибудь словом и притом никогда не говорил с ней ласково. С утра и до позднего вечера она стряпала, стирала, убирала, чтобы ублаготворить супруга. Когда он являлся со службы,она снимала ему ботинки, обмывала ноги; подавала туфли. После этого она накрывала на стол и, пока он сидел и пожирал все в одиночку, она бегала от стола на кухню и обратно, прислуживая супругу. - После того как он нажирался, она присаживалась к уголку стола и скромно съедала остатки. После обеда, почти каждый вечер, Танауэ отправлялся в какой-нибудь чайный домик проводить время с.гейшами. По возвращении его домой, часа в 2-3 ночи, Чисуко,уста-лая и сонная, должна была его встречать на ногах ибо японская женщина никогда не смеет ложиться в постель раньше своего господина и повелителя. Какое дело было господину Танауэ до того, что его пре красная молодая жена неизмеримо превосходила его реши- телыно во всем? Разве не был он "выше неба", а она-"ниже земли."? Если японская женщина так бесправна, то нетрудно себе представить положение миллионов женщин в японских колониях. Юные корейские девушки и девушки Формозы абсолютно беззащитны. На Формозе одной из главных причин восстания явились похищения формозских девушек торговцами рабынь ,и присвоение их заработков японской полицией. Если девушка отказывалась от предложений полицейского, ее бросали в тюрьму или вымогали под каким-нибудь предлогом крупные штрафы. В Японии и Корее существуют акционерные общества, занимающиеся исключительно торговлей женским телом. И здесь жестокость составляет основу обращения с проституткой. Если клиентура не растет, то девушек избивают или заставляют в виде наказания целыми ночами не спать. Задол-женность, как цепь, навсегда приковывает девушку к публичному дому. Кимоно ей продают по цене вчетверо или даже в десять раз дороже действительной, и те же кимоно пере-продаются все новым и новым проституткам. Японская воен-щина узаконила в Корее проституцию, ввела систему прину-, дительной регистрации и силой низвела туземных девушек в положение рабынь. В начале апреля 1932 года в Маньчжурию стали прибывать сотни японских девушек, импортируемых монопольным син- дикатом из Японии для публичных заведений, чайных домиков, кабаре, дансингов и ресторанов. К торговле женщинами японские дельцы относятся, как и ко всякой другой; именно поэтому японские фирмы и банки вкладывают в нее крупные средства. В Харбине контора синдиката по импорту японских деву-щек находится на Торговой улице, в помещении из один-надцати комнат. Штат конторы состоит из директора, вице-директора, секретаря и двух десятков служащих. Контора готова к услугам любого клиента, независимо от его национальной принадлежности. Вход в контору oxpа-няется японскими жандармами. В конторе заказчика встре-чает чистенько одетый секретарь, который проводит его в одну из элегантных приемных, обставленных в полуевропей-ском стиле. Здесь клиент излагает свои пожелания, указывая число потребных девушек и для какого именно заведения они требуются. Затем заказчика ведут в большую комнату,где ему показывают альбомы с фотографиями и описанием деву-шек, в котором указано, девственница она или нет,высокая или низкорослая, тонкая или толстая, какое имеет образова- ние, какие у нее таланты -- поет, играет, танцует и т.д. После того как выбор сделан, начинается тopг об условиях и сроках контракта. Договорившись об условиях,заказчик вносит 25-процентный задаток. Через пятнадцать-двадцать дней заказчик получает от банка извещение о прибытии девушек. Уплатив остальные 75 процентов стоимости заказа, заказчик предъявляет бан- ковский приходный ордер конторе синдиката, а оттуда в со- провождении служащего направляется в гостиницу, где содер- жатся девушки. С этого момента они поступают в ПОЛНУЮ собственность заказчика, который может поступать с ними как ему заблагорассудится, Контракты обычно заключаются на пять лет. По истече- нии этого срока часть девушек возвращается на родину и выходит там замуж. Нередко можно услышать такие слова: "Через полтора года мой контракт кончится, я тогда вернусь в свою деревню и выйду замуж за жениха, которого выбрала для меня семья". Эти несчастные женщины стоят вне закона. Они находятся в полной власти владельца публичного заведения или чайного домика. Если девушка сбежит, что случается довольно часто, полиция начинает охотиться за ней, словно за беглым каторж- ником. Пойманную возвращают владельцу, который не преми- нет подвергнуть ее такому, наказанию, чтобы она навсегда распростилась с мечтой о побеге. Сплошь и рядом публичный дом, получая новую группу де-вушек, одевает их в живописные шелковые кимоно, усаживает в декорированные автомобили и провозит по улицам Харбина с плакатами, рекламирующими качество новинок. Тут же указан адрес публичного дома. Бесчеловечность японских сводников и сутенеров вошла в поговорку на Дальнем Востоке. С девушками, попавшими к ним в лапы, они обращаются, как с рабынями, заслуживающими лишь издевательства, оскорбления, побоев или даже смерти, В одном из номеров газеты "Джапан уикли кроникл" писалось как-то по поводу импорта японских проституток в Маньчжурию: "Казалось бы, что подобного явления следовало избегать, хотя бы потому, что оно не способствует увеличению уважения китайцев к Японии. Но, повидимому, власти не считают нужным беспокоиться по этому поводу, а предприимчивые лица; которые спешат извлечь выгоды из новых завоеваний, отдают себе полный отчет в том, что они больше наживут на эксплоатации женщин, чем на эксплоа-тации му жчин". Японская жандармерия, которая готова нагреть руки на любой подлости, вскоре развила большую активность в деле проституции,опиумных притонов и игорных домов. Как грибы,возникали публичные дома, ночные клубы и чайные домики,не имевшие лицензий монопольного синдиката. Ру- ководители последнего заявили протест перед высшими воен- ными властями которые, в свою очередь, передали протест главным японским властям в Харбине. От моих агентов начали поступать сведения об участии жандармских офицеров во всех этих .предприятиях.Мой на-чальник был озадачен. Он не знал, что ему делать. Проще всего было закрыть эти несиндикатские предприятия,но жандармские офицеры могли взбунтоваться, а мой начальник не хотел вступать в открытый конфликт со всемогущей жан- дармерией. Поразмыслив несколько дней, мой начальник в конце кон-цов велел поручить Ину произвести налеты на несиндикат- скиe ночные клубы, чайные домики и опиумные курильни, разгромить их, а хозяев заведений, в случае сопротивления, пристреливать на месте. Посоветовывшись с Ином, мы решили первое нападение со- вершить на чайный домик, открытый недавно в Модягоу, в пригороде расположенном в пяти минутах езды от Хар I \ бина. В этом чайном домике, открытом жандармерией, было сорок японских девушек, игорные залы, опиекурильни и ка- бинет наркотиков. Ин отобрал двадцать своих людей и приказал им разгра- бить притон и поджечь его. Случилось, однако, что жандармерия, то ли-из предосто-рожности, то ли предупрежденная кем-то, выставила у при-тона охрану. Ничего не подозревавшие налетчики были встре-чены пулеметным огнем, в результате чего они потеряли двух убитыми и семь раненым. Остальные спаслись бегством. Ин пришел в бешенство и поклялся отомстить. Спустя два дня, ночью несколько групп бандитов напали на две опиеку- рильни и игорный дом, принадлежавшие жандармерии; при этом они убили двух корейцев, избили всех курильщиков и игроков, застигнутых в помещении, и унесли все ценности. В следующую ночь та же участь постигла притон на Ка- зачьей улице.На этот раз были убиты двое курильщиков, оказавших сопротивление, а также двое корейцев аренда- торов притонов. Возмущенная жандармерия не замедлила ответить на это открытым объявлением войны. Через три дня она произвела обыски в нескольких публичных домах и игорных и опиум- ных притонах, принадлежавших синдикату, и арестовала при этом около пятидесяти клиентов под предлогом, что они якобы являются коммунистами. Синдикат встревожился.Даль- ше так продолжаться не могло;надо было добиться согла- шения. Мир был заключен на конференции представителей синди- ката и жандармских офицеров. По условиям мирного согла- шения жандармерия получила право содержать пять публич- ных домов, пять опиумных притонов, один игорный дом и одну лавку наркотиков. Это не так уж много, если учесть, что в одном Харбине в 1936 году было 172 публичных дома, 65 опиумных притонов и 194 лавки наркотиков. В провин- циях Хэйлунцзян и Гирин было 550 зарегистрированных пуб- личных домов с десятками тысяч японских девушек. Наркотики--оружие поработителей Как ни страшна проституция, распространенная по всей Маньчжурии, но деятельность японской наркотической моно- полии представляется несравненно более зловещей. Уже через несколько месяцев после японского нашествия вся Маньчжурия, в особенности ее крупные города, была охвачена наркоманией. В Мукдене, Харбине, Гирине не най-дется улицы, где нет опиумного притона или лавки наркоти-ков. Японские и корейские дельцы не остановились перед дальнейшим усовершенствованием этого дела. Наркоману, потребляющему морфий, жидкий кокаин или героин, если он беден, не нужно входить в притон. Достаточно постучать в дверь, как в ней немедленно открывается небольшое окно, куда клиент просовывает обнаженную руку с двадцатью центами. Владелец притона берет деньги и производит клиенту укол в руку. В отчете Лиги наций о торговле наркотиками приводятся цифры о положении в этой области до и после японской ок-купации Маньчжурии. Отчет рисует тревожную картину: в результате политики Японии Маньчжурия превращается в источник снабжения всего земного шара смертоносными наркотиками. Ни для кого не секрет, что торговлей наркотиками, наряду с мелкими дельцами, занимаются крупнейшие японские торговые дома. Естественно, что в Маньчжоу-Го, марионеточное правительство которого готово прикрывать любые японские преступления, японская торговля наркотиками находит особо благоприятные условия для своего развития. Сo времени японского нашествия число жертв наркотиков в Харбине неимоверно возросло. Тысячи юношей и девушек стали закоренелыми наркоманами. Ежедневно на улицах подбирают трупы этих несчастных. Всевозможные протесты, исходившие от консульского корпуса и от китайских обществ, остались без ответа. Японские торговцы наркотиками проникли даже в школы. Они платят молодым наркоманам пре- мию за каждого "новообращенното" будущего раба. Японские агенты заставили тысячи крестьян, сокращать посевы соевых бобов, а вместо этого сеять мак. Вблизи крупных маньчжурских железных дорог трудно увидеть маковые поля. Но зато вдали от глаз туристов маком засеяны необозримые пространства.Производство опиума достигло таких размеров, что японцы вывозят его в Китай: одурманивание населения завоеванных областей наркотиками является составной частью, японской тактики завоевания; человек, потребляющий наркотики, перестает и думать о каком-либо сопротивлении. На Участковой улице в Харбине помещается контора японской фирмы, экспортирующей опиум в Китай. Под видом "японских военных материалов" опиум отправляется на японских судах в Тяньцзинь, Бейпин, Ханькоу и в другие города и порты. Директор конторы и все прочие старшие служащие являются офицерами японской армии. Одеты они, разумеется в штатское, чтобы ни отличаться от обычных купцов. Опиум отправляется в Китай ежедневно по адресу япон- ского военного командования. Там, где военного командования нет, опиум поступает в адрес японского консульства. Япон- ские военные корабли транспортируют опиум по китайскому побережью, а японские канонерки несут ту же службу на больших реках Китая. В Дайрене, Мукдене, Харбине, Гирине, Тяньцзине и других городах японцы открыли фабрики, производящие морфий, героин, кокаин и другие наркотические вещества. Общая их ежегодная продукция оценивается в сотни миллионов дол- ларов. Несомненно, что вся эта торговля наркотиками является частью японской политики порабощения. Убивать людей пу- лями, бомбами, и снарядами стоит денег. Но умерщвлять,их наркотиками и притом пожинать огромные прибыли - это не только выгодное дело, но и блестящий прием военной стра- тегии. Так рассуждает японская военщина! Распространяя в завоёванных таким образом странах нар- котики, азартные игры, всякий разврат, японские колониза- торы запрещают, однако, своим солдатам потреблять нарко- тики и посещать игорные дома. Всякого японца которого в Маньчжурии застигнут в игорном доме, немедленно отсы- лают в Японию. Японец, уличенный в потреблении нарко- ТИКОВ подвергается пятилетнему тюремному заключению. В небольшой брошюрке, изданной японским военным командованием для японских солдат в Маньчжурии,содержит- ся следующее, правило: "Параграф 15. Потребление наркотиков недостойно выс-шей расы,каковой является японская.Только низшие расы, расы загнивающие - китайцы, европейцы,индусы- привер-жены наркотикам. Вот почему им предназначено стать на- шими слугами и в конце концов вовсе исчезнуть. Японский солдат, виновный в потреблении наркотиков,не- достоин носить мундир императорской японской армии и чтить нашего божественного .императора". Но и тут,как всегда, не обходится без исключений.Не- смотря на приказы, многие японские офицеры в Манчьжурии сами стали жертвами наркотиков, попались,что называется, в собственную западню. Это явление приняло настолько ши- рокие размеры,что крайне встревожило генерала Муто,тог- off дашнего главнокомандующего японскими силами в Маньчжу- рии и первого японского "чрезвычайного посла при прави- тельстве Маньчжоу-Го".В письме, датированном 3 мая 1933 года, он обратил внимание моего начальника на необхо-димость усилить наблюдение за офицерами. Провокация японской военщины 9 апреля 1932 года меня вызвал начальник. К нему поступили сведения о том, что советские хозяйственные организации отправляют крупные партии соевых бобов во Владивосток. - Мы должны помешать этой операции. Приказываю вам поручить своим хунхузам взорвать товарные поезда, когда они приблизятся к Мулину. Я передал этот приказ Ину-начальнику наших хунхузов. Последний обещал дать необходимые указания своим людям, находившимся в районе Мулина, и потребовал доставить туда 50 фунтов динамита. Эту последнюю операцию я поручил моему агенту № 2. В 5 часов вечера 11 апреля Ин позвонил, что хочет немедленно увидеться со мной. Я отправился на свидание. -Что это значит?-спросил он меня.- Я только что получил из Мулина телеграмму о том, что туда прибыл поезд, с которым должен был приехать ваш помощник с 50 фунтами динамита, но в поезде никого не оказалось. Я кинулся с этим, сообщением к начальнику. Он не мед- ленно передал об этом жандармерии. Во все станции по пути следования поезда полетели десятки телеграмм; в ответ до- носили что моего агента: № 2 ни на одной станции не ви- дели.В 5 часов утра 12 апреля мы с жандармским капитаном Му т о и еще с одним агентом жандармерии вылетели на само- лете в Мулин,попутно остановившись для расследования в Айчен и Вейшахэ. В 2 часа пополудни мы прилетели в Мулин.Никаких следов агента № 2 с динамитом мы не обнаружили; он исчез. Я телеграфировал начальнику. Послед-ний ответил тобы мы оставались в Мулине. Около 6 часов вечера, пока мы размышляли над тем, что нам делать,вбежал жандармский унтер-офицер с сообщением, что начальник станции только что получил телеграмму о том, что 30 минут назад в 150 километрах западнее Мулина, близ Хендаохецзы, взорван японский эшелон и что насчитываются сотни жертв. Мы ринулись к самолету. В 7 часов мы были в Хенда-охецзы. Отсюда на автомобиле мы выехали к месту ката-строфы. Нашим глазам представилось ужасное зрелище. Был взорван небольшой железнодорожный мост через глубокую речку,причем взрыв случился в момент, когда по мосту про-езжал паровоз. Паровоз увлек за собой на дно реки семь вагонов с японскими солдатами. Одиннадцать вагонов сашли с рельсов и свалились под откос. Возникшим пожаром был уничтожен весь состав. На месте происшествия находились; командир японского гарнизона в Хендаохецзы, около двадцати агентов железно-дорожной полиции и многочисленная группа китайских рабо-чих, занятых извлечением обожженных тел из-под обломков Японский майор, которому мы представились, коротко от-ветил, что сперва нужно закончить спасательные работы, а затем уже будет произведено следствие. Через несколько минут прибыл спасательный поезд с де-сятью санитарными вагонами. Только к 2 часам ночи уда-лось извлечь из-под обгорелых обломков последнюю жертву. На, берегу; реки лежало 192 трупа. В числе 347 раненых было двое стрелочников-русский и поляк. Поезд с ранеными отбыл в Харбин. Убитых японцев,со-гласно японскйму обычаю, сожгли, а пепел в маленьких урнах был отослан в Японию семьям жертв. Тех, кого удалось опо-знать сжигали отдельно, остальных сожгли в одной куче, а пепел разделили на соответствующее количество частей. К утру прибыл еще один поезд с железнодорожными чинов-никами, воинским отрядом и многочисленными сыскными аген-тами, инспекторам и офицерами. Обнаружить место за-кладки мины было нетрудно. В каменной кладке у основания одной из стальных ферм оказалось просверленным отверстие, куда и был заложен динамитный заряд. Электрический про-вод, обнаруженный неподалеку от моста,вел к кустарнику на-берегу реки на расстоянии примерно 200 ярдов, где он соединялся с батареей. Разглядывая все эти детали, я невольно вспомнил о дру-гом взрыве, произведенном японцами на мосту близ Мукдена 4 июня 1928 года, о взрыве, который оборвал карьеру дикта-тора Маньчжурии Чжан Цзо-лина и стоил жизни его ближай-шему другу генералу У Сю-чену. Я прожил с китайцами двадцать лет; за это время я на-учился любить их и уважать. Теперь я стал свидетелем того, как их угнетали, истребляли и мучили, Уловки японцев были слишком наивны, чтобы они могли ввести меня в заблуждение. Я решил не поддаваться слабости и подавлял в себе малейшее чувство сожаления к мучителям и убийцам. Полицейские чины, японские жандармы, железнодорожные инспекторы и сыскные агенты подвергли Хендаохецзы и всю округу повальным обыскам. К часу дня 13 апреля было аре-стованно более 400 китайцев и советских граждан. Однако ни один из них не мог сообщить что-либо о взрыве. В 2 часа дня из Цицикара на самолете прилетел начальник японской жандармерии для руководства следствием. Назвать его зверем было бы оскорблением для животных.Ничего че-ловеческого не было в этой злобной коротышке на Кривых но- гax. Этот японец носил китайскую фамилию. Необходимо сказать, что в Маньчжоу-Го и Монголии сотни японских офи-цepoв присвоили себе китайские и монгольские имена и оделись в мундиры маньчжурской или монгольской армии. Делается это не без умысла. Когда вам приходится читать о том, что высокопоставленные чиновники Монголии или Маньчжоу-Го совещались с японскими властями или же вы-разили им свои добрые чувства,помните, что эти высокопоставленные чиновника - японцы, скрывающиеся под китай-скими именами. Внешность новоприбывшего японца, которого я отныне буду называть полковником Торквемада II, по имени великого инквизитора,вполне соответствовала его злобной и испорченной душонке. До смешного крохотный, кривоногий, он к тому же еще вызывал отвращение своими зубами, торчавшими под углом в 45 градусов из-за толстых губ, которые он не переставал облизывать. Он знал несколько слов по-русски и говорил на чудовищном английском. Первым делом он заявил, что виновников надо найти, если для этого придется даже пытать и вырезать всех людей, проживающих в районе взрыва. Мне не хотелось оставаться, и я телеграфно запросил начальника. Он ответил, чтобы мы оставались на месте. 400 арестованных заперли в большой склад, причем никакого различия между ними не было сделано. Китайские и русские мужчины и женщины были согнаны туда, как стадо баранов. Здание охранялось сотней солдат, вооруженных винтовками и пулеметами. Примерно в 3 часа 30 минут дня полковник Торквемада ll срочно вызвал меня на станцию, где он занял две комнаты под свою резиденцию. Полковник сидел за большим столом между двумя офицерами. - Мне сказали, - обратился он ко мне, - что вы служите переводчиком1 в нашем генеральном штабе в Харбине. Вы сейчас мне нужны. 1 Так как капитан Муто не имел права разглашать, кем я яв-лялся, то он представил меня в качестве переводчика,- Прим, автора. Вчетвером мы отправились к складу, где взаперти сидели 400 арестованных. Нас сопровождали двадцать Жандармов, они открыли большие двери и прикладами загнали обратно напуганных людей, которые попытались было выйти, вообра- жая, что их хотят освободить. Посреди склада поставили стол и стулья; полковник cо своими двумя помощниками уселся. Японская инквизиция при-ступила к делу. Председательствовал Торквемада II. Лицом к арестованным, направив на них дула винтовок и пулеметов, стеной стояли жандармы. Один из жандармов положил на стол пачку документов на русском и японском языках. Торк-вемада II взял одну из бумажек, прочел ее и вручил мне - Вызовите этого человека,- приказал он. Я громко назвал имя: Федор Васильевич Астахин. Из толпы выступил типичный русский рабочий, лет сорока пяти. Жандармы пропустили его. Снова обратившись ко мне, полковник сказал: - Это путевой сторож, ведающий тем участком где рас- положен мост. Он советский гражданин, а следовательно коммунист. Как путевой сторож он обязан знать,кто по- ложил заряд под мост. Скажите ему, чтобы он рассказал всю правду... Иначе я его пристрелю. Я перевел все это Астахину. - Мне ничего не известно; больше мне нечего ответить. Если они хотят меня убить, пусть убивают. Когда я перевел этот ответ Торквемаде II, он вскочил как взбесившаяся горилла: - А-а! Вот как! Ты не хочешь отвечать!.. Ты не боишься смерти?.. Ты, может быть, думаешь,что мы не смеем тебя убить.,. Я тебе покажу!.. Сказав это, вернее прорычав, он выхватил свой револьвер и ткнул им Астахинa в лоб. Обернувшись ко мне, он крикнул: - Задайте ему тот же вопрос еще paз и предупредите, что если он не ответит, я его убью! Я выполнил приказание, но сторож, не шелохнувшись бес-страшно и спокойно глядя мне в глаза, ответил: — Мне ничего не известно. Иниквизитор посмотрел на меня и зарычал: — Что он ответил?!. Я замялся, но вынужден был перевести: - Он говорит, что ему ничего не известно. Едва я закончил фразу, как прогремел выстрел,и толпа издала крик ужаса. Сторож упал,молча, с лицом, залитым кровью. Арестованные мужчины огласили воздух проклятиями, женщины рыдали. Это было похоже на сумасшедший дом.Ка кой-то китаец высокого роста и геркулесового сложения, не сумев сдержать своего негодования, прорвал цепь солдат и бросился на Торквемаду II. Тот встретил его тремя выстре-лами. - Скажите им,-пролаял он,--что если они не успоко-ятся, я их полью из пулеметов. Я взобрался на стол и с большим трудом водворил сравни-тельную тишину, чтобы передать угрозу Торквемады II. Снова воцарилась тишина. Двое японских солдат схватили убитых за ноги и выво-локли их наружу. Торквемада II возобновил суд. Окруженный сотней вооруженных солдат, готовых скосить огнем всех этих беззащитных и невинных людей, он явно испытывал одно из величай-ших наслаждений в своей жизни. Перед его столом один за другим прошло около пятидесяти китайских и русских мужчин и женщин. Никто из них ни-чегo не мог сказать о виновниках гибели воинского эшелона. После допроса арестованному приказывали пройти или налево, или направо. К 10 часам вечера Торквемада II заявил, что на сегодня хватит. Он приказал всех неопрошенных арестантов оставить под замком, тех, кто поставлен направо, выпустить на сво- боду, а тех, кто налево, вывести и расстрелять. В числе по- следних было четыре женщины: три русские и одна китаянка. Тем временем более двухсот японских солдат и жандармов громили окрестность. Ужас охватил всех жителей. Ни один дом не был пощажен. Сотни китайцев и русских были убиты, дома их разграблены и сожжены. Десятки девочек, некоторые не достигшие десяти лет, были изнасилованы, пятеро из них умерли. Винные лавки были разгромлены, а владельцы их уби- ты. Пьяные японские солдаты с особой жестокостью глумились над всем и вся. Возле станционного здания, где Торквемада II устроил свою временную резиденцию, мы наткнулись на группу пьяных японских солдат, волочивших нескольких русских и китай-ских девушек, из которых некоторые, были раздеты донага. При виде этого зрелища полковник улыбнулся и, обращаясь ко мне, сказал: - Я уверен, что в этом районе больше не будет крушений. Только террором можно чему-нибудь научить их. Полковник пригласил меня отобедать с ним.Не желая, воз-буждать его подозрений, я принял предложение. За столом нас сидело пятеро: Торквемада ll с двумя сопро- вождавшими его жандармскими офицерами,капитан Муто и я. Стол был завален огромным количеством провизии и застав-лен винами и ликерами всевозможных марок. Все это было награблено в местных магазинах.Полковник больше пил, чем ел. Напившись пьяными, полковник и его спутники отбросили всякие церемонии. Они встали из за стола, разделись почти донага, уселись на пол и принялись за вино по-настоящему Болтая по-японски, они время от времени поглядывали друг на друга и закатывались смехом. Вдруг полковник, словно осененный внезапной мыслью,от дал какое-то приказание одному из солдат-официантов. Тот стремглав выбежал из комнаты. После этого полковник повернулся ко мне. - Пей! - заорал он.- Пей! Мне говорили, что итальянцы не любят воды, что они пьют только вино... Они купаются в вине... Это правда? Я ничего не ответил. -Чего вы молчите? Вы имеете честь находиться в об- ществе четырех японских офицеров... Вы должны этим гор- диться. Почему у вас такой хмурый вид? Затем он сказал что-то по-японски своим коллегам, кото-рые, глядя на меня, принялись хохотать еще громче. Но вот один из офицеров отполз в сторону и захрапел с открытым ртом, полным отвратительных зубов. Вскоре xpап его перещел в хрюканье откормленного борова. - Торквемада II продолжал пить. Что вы дали бы за то, чтобы быть японским офицером? Отвечайте мне!-взвизгнул он не своим голосом, с переко- шенным лицом. Я решил не отвечать ему. Он продолжал визжать: - Вы бы жизнь отдали за это... Но и то не стали бы япон- ским офицером... Помню, я гулял по улицам Вашингтона.. В моем офицерском мундире... Все смотрели на меня с за- вистью.. Потому что, при всех их богатствах и пятидесяти- этажных небоскребах, они никогда не смогут достигнуть блистательных вершин, на которых пребывает японский офи- цер... Японская армия завоюет Китай, Россию, Америку, Анг- лию и Францию. Весь Тихий океан должен быть японским- от Северного и до Южного полюсов. Америка дорого запла тит за то что она закрыла перед нами свои двери. Но мы проникнем через них и придем как завоеватели и власте лины. Тогда они рады будут лизать нам сапоги. Но прежде всего мы должны завоевать Китай и Россию, а затем водру зим наш флаг на всех берегах Тихого океана. Он захихикал и выпил немного, продолжая неистовство-вать. Он не сознавал, что выбалтывает то, чему его учили в школе его тщеславные наставники, что выдает тайные за-мыслы японских самураев, нелепые, смешные, высокомерные. - А знаете ли вы, скольких японских дивизий хватило бы в четырнадцатом году, чтобы расколотить германскую армию? - Не имею понятия. Этот ответ вызвал новый взрыв откровений. - Не имеете понятия? Так вот, я вам скажу. Мы все под- считали. Германскую армию могли бы разбить пятнадцать японских дивизий. Это говорил нам начальник военной школы в Токио. Это говорил нам японский генеральный штаб. Одна японская дивизия равна пятнадцати русским дивизиям, пятна- дцати американским дивизиям, двенадцати английским диви- зиям, десяти французским и шести германским дивизиям... Японский флот может расколошматить все флоты мира вме сте взятые... Вам смешно? Когда мы угрожали маршалу Чжан Сюэ-ляну серьезными мерами, он дал нам понять, что за ним стоят гоминдановский Китай, Лига наций, американский и английский флоты,.. Испугало ли это нас?.. Остановило ли это нас?.. Никогда, ни на йоту... Вот уже шесть месяцев как мы находимся в Маньчжурии... Мы отсюда не уходим. И что же?.. Лига наций послала комиссию, состоящую из старых баб, которые стремятся посетить, главным образом,, возможно больше банкетов. О, в Харбине будет устроено немало банкетов в честь комиссии Литтона... Американского и английского флотов и в помине здесь нет.. Эй, там, дайте бутылку вина! Не успел он окончить эту тираду, как японский солдат, посланный перед этим куда-то полковником, вошел в комнату и стал навытяжку. Затем солдат ступил шаг вперед и что-то доложил. - Со деска? Вот как? - пробормотал полковник и пин- ком разбудил спавшего компаньона, Дверь открылась, и в комнату вошли пять плачущих русских девушек, подталкиваемые японскими солдатами. Заливаясь смехом и рыча что-то по-японски, Торквемада II попытался встать на ноги, но не удержался и упал на спящего офицера, который при этом проснулся, приподнялся на локтях и сонными глазами стал разглядывать девушек. В течение всего пиршества капитан Муто и второй офицер пили очень мало, хранили молчание и лишь слушали, время от времени кивая головой. Девушек заставили сесть на пол рядом с полковником и первым офицером. Торкведада II хотел было проявить галант ность и предложил девушкам пиво, от которого они отка- зались. Это ему не понравилось. Обернувшись ко мне, Он сказал: Скажите им, что я полковник и что я властен над жизнью каждого человека в этой местности... Если они бу- дут ласковы со мной и с моими офицерами, то им же будет лучше... Если же нет, то им будет плохо, очень плохо..Ко- торая из них нравится больше вам?.. Выбирайте... Как мой гость вы имеете право первого выбора... Я встал и попросил разрешения уйти, мотивируя это позд-ним временем и необходимостью хоть немного выспаться. - Кроме того,-сказал я,- девушки меня не интересуют, у меня есть жена и дети. Полковник уставился на меня; он не любил противоречий. — Вы уйдете отсюда только тогда, когда я позволю. — Я уйду, позволите вы это или не позволите,- холоднo ответил я. - Я состою переводчиком военного штаба... Что касается любовных приключений, то поищите себе других ком- паньонов. С этими словами я повернулся и вышел, Грабежи и зверства Следствие продолжалось несколько дней и сопровождалось массовыми расстрелами и насилиями. Японские власти под-вергли пыткам еще около сотни арестованных,но,несмотря на все усилия, обнаружить виновников крушения японского воинского эшелона не смогли. Тогда из Харбина было вызвано человек двадцать русских белогвардейцев, "работавших" на жандармерию. Это были отъявленные уголовники, которых так любит набирать к себе на службу японская жандармерия. Новоприбывшие немедленно завершили "работу",начатую японцами. Они переарестовали всех, с кого можно было по-требовать выкуп. Большая часть собранных таким образом денег попала в карманы жандармских офицеров, остальные деньги присвоили себе их белогвардейские подручные. Японский жандармский капитан признался мне, что за пять дней он получил 61/2 тысяч долларов и что доля каждого офицера соответствовала его чину. Торквемада ll получил более 20 тысяч долларов. В среде японских жандармов не считается бесчестным гра-бить порабощенные народы. Тех же взглядов придерживаются армейские офицеры Как правило, японские офицеры,про-служив в Маньчжурии, возвращаются в Японию с круглым капиталом в 40-50 тысяч долларов. Бесчисленные жертвы японских калонизаторов в Корее, на Формозе и в Маньчжу-рии могли бы засвидетельствовать, какими средствами япон- с кие офицеры сколачивают свои богатства. Неудивительно после этого, что японская военщина отвергает всякий кон-троль со стороны японского парламента. Слишком велики для этого денежные интересы банды вымогателей, именующейся японским офицерством. Я снова запросил по телеграфу начальника о разрешении вернуться в Харбин, и он снова ответил мне: "Оставайтесь на месте и наблюдайте за всем". Повидимому, начальник не доверял жандармерии; он знал ее слишком хорошо. Вечером 19-го Ин и два его помощника прибыли в Хенда-охецзы. Тотчас по выходе из вагона они были арестованы как подозрительные личности. Об этом известил меня один из иновских хунхузов. Я отправился к полковнику и сообщил ему, что Ин-друг японцев и что, прежде чем решать его судьбу, надо снестись с Харбином. - А с кем я должен снестись в Харбине?.. Уж не с полковником ли Доихара?.. Не думаете ли вы, что Доихара более высокопоставленное лицо, чем я?.. Я - полковник жан-дармерии, а полковник жандармерии стоит выше армейского генерала.. Я намерен лично допросить этих трех арестованных китайцев, и если они не сумеют объяснить свое присутствие здесь, я велю их расстрелять. Здесь командую я, а не Доихара. Я разыскал капитана, Муто. - Мы должны во что бы то ни стало спасти Ина и двух его помощников. Иначе неизбежны крупные неприятности. Несколько сот иновских хунхузов стоят лагерем недалеко отсюда, между Мулином и Хендаохецзы... Вы должны понять, что иновский отряд во имя спасения своего главаря не по-боится напасть на японский гарнизон. Я не хотел, чтобы иновские хунхузы атаковали японский гарнизон. У меня были другие планы. По предложению капитана Муто была послана шифрован-ная телеграмма штабу с сообщением об аресте Ина жандар-мами и с просьбой принять меры к его освобождению. В 2 часа ночи прибыла телеграмма от штаба Квантунской армии, предписывавшая Торквемаде II немедленно освободить Ина с двумя его помощниками,,. Приказ был выполнен без промедления. Шесть часов спустя полковник вызвал меня к себе.. Он был один в сроем временном кабинете. Смерив меня взглядом и скорчив недовольную рожу,он спросил: Зачем вы послали эту телеграмму штабу?.Ктo такой Ин? На кого он работает?.. И кто вы такой?,, Кто ваш хозяин? Отвечайте мне!.. Если не ответите я с вами быстро покончу. Одной пули, я думаю, хватит на вашу башку. - Я обязался честным словом перед высшими японскими властями никогда не говорить о том, для кого я работаю что я делаю... А посему я не могу ответить на ваши вопросы. Если хотите знать, кому я служу и в чем моя служба со- стоит, то вам достаточно для этого запросить штаб. — Так я вам скажу, чем вы занимаетесь, - вас послали сюда шпионить за мной! — Вы ошибаетесь, я приехал в Мулин еще до взрыва моста. - Почему же вы не уехали? - Я остался, потому что таково было приказание моего начальства. Как только я получу новое приказание, я с удо- вольствием отбуду. С этими словами я вышел из кабинета, даже не откланяв- шись. Один вид этого уродливого карлика наполнял меня отвра-щением и злобой. Я никогда не видал более невежественного высокомерного и тупого типа, чем это наглое грязное созда-ние, которому ни в одной уважающей себя армии не позво-лили бы носить мундир, но который являлся важной персо-ной в японской армии и был наделен правом распоряжаться жизнью и смертью несчастных людей, очутившихся под его властью. По всей Маньчжурии мелкие и крупные отряды бывших офицеров и солдат китайской армии совершали нападения на ненавистного врага, не давая ему ни минуты покоя. Вплоть до дня моего отъезда из Маньчжурии, эти отряды партизан были подлинными хозяевами территории, располо- женной вне железнодорожных линий. После шести лет окку- пации Маньчжурии японцы могут претендовать лишь на час- тичный контроль над зонами, прилегающими непосредственно к железнодорожным линиям; уже в нескольких километрах от дорог власть принадлежит партизанам. Японские летчики еще могут время от времени совершать налеты в глубь Маньчжурии, пехота же не смеет углубляться далеко от же- лезной дороги. Мало кто знает о героизме и самоотверженности этих раз-бросанных отрядов бывших солдат, которых японцы называют "бандитами", о бесчисленных их нападениях на своего врага. Мало кто знает о том, что в мае 1935 года партизан-ский отряд в составе 323 бойцов был окружен японской частью численностью в 2 тысячи штыков у деревушки Мей-токато, расположенной в 150 километрах от Цицикара, в провинции Хэйлунцаян, и трое суток, не имея продовольствия, отражал непрерывные атаки. Японские самолеты сбросили на деревню более ста бомб, перебив болъшую часть населения. Когда китайские защитники израсходовали последний патрон, шестьдесят оставшихся в жывых, но израненных бойцов,примкнув штыки, обнажив шашки и держа наготове гранаты, подползли в ночной тьме к расположению японцев. Последние были настолько уверены в разгроме врага, что легли спать, не выставив сторожевого охранения. Завязалась кровавая, схватка. Китайские партизаны, ворвавшись в расположение японцев, наносили врагу огромный урон. Ещё боль-ший урон причиняла японцам беспорядочная стрельба, открытая ими. Схватка окончилась лишь тогда, когда китайские партизаны были убиты все до одного; зато японцы потеряли 157 солдат убитыми и более 200 ранеными. Даже у дикарей принято воздавать должное храброму, стойкому противнику. Но не таковы японцы. Чем лучше дерется враг, тем больше злобствуют они. "Нет героев, кроме японских героев; нет храбрости, кроме японской храбрости". Верный этому обычаю японский полковник, стоя над телом командира партизанского отряда, сопротивлявшегося в течение трех суток, не смог удержаться от того, чтобы не проявить своего самурайского духа. Он глумился над убитым героем и кончил тем, что пнул ногой в голову мертвеца. Мои показания приподнимают завесу лишь над небольшой частью тех насилий, какие чинит кровожадная банда ' "Импе-рии восходящего солнца". Возмездие 22 апреля капитан Муто получил приказ вернуться в Харбин. Во второй телеграмме на мое имя начальник приказы-вал мне остаться в Хендаохецзы, чтобы составить исчерпывающий отчет о происшедших там событиях, и продолжать наблюдения за жандармами и их белогвардейскими подручными. К 9 часам вечера население Хендаохецзы охватило сильное волнение. Дело в том, что один японский лейтенант, застрелив в публичном доме девушку, которая отвергла его, выйдя из заведения стал стрелять во всех встречных. При этом пьяный самурай убил одного корейца и ранил одну русскую женщину и двух китайцев. Нечего и говорить, что, поскольку это был офицер, одетый в мундир японской императорской армии, никто из японских властей не смел и пальцем его тронуть. Совершив свои отважные деяния, убийца спокойно ушел к себе разгореться с навой силой. К часу ночи слышались только отдельные беспорядочные выстрелы. Так продолжалось до половины третьего ночи. В 4 часа мы вышли из вагона. Японцы, застигнутые врасплох, не успели взяться за оружие. Часть их была перебита в казарме, другие забраны в плен. Большинство офицеров находилось в это время в публичных домах; сопротивлявшихся перестреляли осталь- ных увели. Захватив с собой пленных, партизаны скрылись в горах. Осматривая городок, мы стали натыкаться то на одного, то на другого японского офицера или солдата, выползавших из своих убежищ,,куда они попрятались во время налета партизан, К 7 часам утра собралось 11 офицеров и 137 солдат, Все их оружие было унесено партизанами. Из 23 русских агентов жандармерии 14 было убито, а 9 спаслось бегством. Всего было ублто 143 японца и уведено в плен 127, После того как была восстановлена телеграфная связь, мы узнали, что одновременно с нападением на Хендаохецзы другой партизанский отряд атаковал Имяньпо, в 100 километрах от Харбина. Там японцы отступили, потеряв 130 человек уби-тыми и 86 пленными. В 11 часов утра в Хендаохецзы прибыл эшелон с японским батальоном. Десять самолетов, прилетевших из Харбина,кру-жили над горами в поисках партизан. На следующий день я получил по телеграфу приказ вер-нутся в Харбин. Явившись к начальнику, я заметил, что дело с крушением поезда и партизанским нападением его ин- тересовало меньше, чем поведение Торквемада Il с момента прибытия последнего в Хендаохецзы и до взятия в плен пар- тизанами. Начальник ни словом не обмолвился также о жерт- в а х событий. Японская военная миссия опубликовала следующую офици- альную "версию" событий в Хндаохецзы: "12 сего месяца, в 5 часов 30 минут пополудни, в окрестностях Хендаохецзы вражеские агенты организовали крушение поезда, следовавшего в Мулин. Убито 3 человека, ранено 10. 23-го числа в 11 часов вечера, бандитская шайка числен- ностью более 4 тысяч человек атаковала японский отряд Хендаохедзы. Нашим войскам удалось отбить нападение бан-дитов, оставивших на поле боя 367 убитых, 211 пленных и большое количество оружия и боеприпасов. Наши потери составили 4 солдата убитыми и 11 ранеными. Начальник японской военной миссии полковник Доихара". на квартиру. Был ли он наказан за доблестное поведение,или, наоборот, награжден, мне узнать не довелось. На следующий день, 23 апреля 1932 года, я пригласил Ина отобедать со мной. Ин пришел в 9 часов вечера в сопровождении двух помощ-ников и четырех хунхузов, оставленных снаружи на часах. Несмотря на приготовленный мною прекрасный обед с ви-ном и водкой, Ин был грустен. Он жаловался на свое поло-жение. - Чем я теперь стал?.. Долгие годы я командовал ,не ме- нее чем пятнадцатью тысячами людей... А теперь?.. У меня едва наберется одна тысяча, хотя они обещали дать не менее пяти тысяч. Мне поручают одну грязную работу, да к тому же почти не оплачивают ее... Разве я не знаю, кто занимает деревни после того, как мы их разграбим? Японские и ко рейские переселенцы! Уж не считают ли они меня дураком? Так пусть поберегутся!.. Они, посылают меня против китай- цев под тем предлогом, что это коммунисты...С меня хватит этой грязной работы. Наступит день, когда я пошлю их ко всем чертям!.. И займусь тем, что мне больше по вкусу. Я слушал и молчал. Ин продолжал: - Не думайте, что я имею что-нибудь лично против вас. Я знаю все, даже то, что вы скрываете в глубине своей души... Больше всего меня огорчает ваше недоверие ко мне.Мы могли бы с вами нажить большие деньги.., Я все еще на- деюсь, что наступит день, когда мы с вами сможем действо- вать на собственный страх и риск... Видели вы этого полков-ника, прозванного Торквемада ll?.. Меня тошнит от одного его вида. Мерзкая крыса! Но прежде чем я уйду,я отрежу ему уши, чтобы оставить о себе память. Вот этот мой по-мощник, Ли Дун, поклялся, что если полковник не уберется скоро из Хендаохецзы, то... В это мгновенье послышался выстрел, а затем ружейные залпы и треск пулемётов. В вагон вбежал один из часовых, поставленных Ином снаружи. Он сообщил, что по всему го-родку идет стрельба. Ясно, что это налетели партизаны. Было 10 минут двенадцатого. Я внимательно посмотрел на Ина,но он казался совсем спокойным. - Может быть, нам следует отправиться туда? - спросил я. - Зачем?.. Давайте выждем, пока все кончится. Я пола- гаю, что нас не потревожат в этом вагоне... Ин приказал часовым, зайти в вагон. Их Оказалось один- надцать человек хотя перед этим Ин заявлял мне,что привёл с собой четверых. . Стрельба иногда прекращалась,но лишь для того,чтобы Приведенная выше "официальная" версия событий весьма типична для японской военщины. Японские "официальные донесения" не считаются с фак- тами. Единственной задачей японского офицера, составляю- щего рапорт или донесение, является прославление воинской отваги и мнимой непобедимости японской армии и каждого кто носит японский мундир. Для этого используют все cpед- ства, не останавливаясь перед самой наглой ложью. Японский миф о самурае, убившем 2 тысячи врагов нахо- дит отражение во всех официальных донесениях о стычках с противником. Чудовищная ложь, которая в состояния рас- смешить даже кур, должна выражать "истинный дух" Японии; За 4 1/2 года совместной работы с японской военщиной в Мань- чжурии мне ни разу не приходилось встречать хотя бы однс правдивое донесение о бесчисленных стычках с партизанами. Японцы никогда не признаются в том, что потерпели пора- жение или понесли тяжелые потери. Если бы можно было собрать все официальные сообщения японского военного командования, то получился бы сборник самых невероятных анекдотов. Для тупоумия японской военщины очень характерен приведенный ниже официальный отчет о сражении под Сунбэем, переданный в печать генералом Тамон, тогдашним командую-щим дивизией, стоявшей в Харбине. Отчет гласил: "18 мая 1932 года японская военная часть численностью в 1 200 штыков столкнулась близ Сунбэя (деревня в нескольких километрах от Харбина) с крупным отрядом бандитов, насчитывавшим более 8 тысяч хорошо вооруженных человек. После сильного боя, длившегося более шести часов и сопровождавшегося многократными штыковыми атаками, благодаря несравненной храбрости наших солдат, бандиты бежали, потеряв 1 214 убитыми и 763 ранеными. Наши .потери соста-вили: 14 убитых и 31 раненый. Командир дивизии генерал Тамон". Как показывают данные, имеющиеся в моем распоряжении, этот отчет является сплошной выдумкой. Отчет следовало, составить следующим образом: "В сражении под Сунбэем японская часть численностью более 31/2 тысяч штыков подверглась нападению сильного партизанского отряда. После отчаянного сопротивления японцы вынуждены были отступить к берегу реки Сунгари в рыбацкую деревушку, где они остановились для обороны. С наступлением ночи японцы погрузились на рыбацкие лодкои и под ужасающим, огнем партизан пересекли реку. Из числа более 3 1/2 тысяч японских солдат до противоположного берега сумели добраться только 1 676. Когда через шесть дней прибывшие крупные японские части заняли Сунбэй они подобрали между деревней и рекой Сунгари 907 японских трупов. В течение последующих 15 дней из реки был выловлен еще 531 труп, в том числе труп полковника, командовавшего частью. 27 мая начальник японской военной миссии в Харбине получил от командира партизанского отряда письмо в котором тот извещал, что им захвачено в плен 382 японских солдата и 11 офицеров. Командир партизанского oтряда предлагал обменяться пленными". Тупоумие - эта основная черта японской военщины - обнаруживается не только в военных вопросах, но и в быту. Однажды японский жандарм остановил на улице Харбина пьяного белогвардейца и попытался его обыскать. Белогвардеец сгреб жандарма за шиворот, отобрал у него револьвер и так его отдубасил, что жандарм остался лежать на земле со сломанной рукой и разбитой головой. Младший инспектор полиции Федоров арестовал пьяного белогвардейца, привел его в полицейский участок и написал донесение об обстоя- тельстгах дела. Наутро поднялся невероятный скандал. Начальник японской жандармерии вызвал младшего инспектора Федорова устроил ему разнос и пригрозил тут же застрелить. - Как вы смеете писать, что пьяный русский сумел разоружить и избить японского жандарма?.. Вы оскорбили японскую армию и божественного японского императора. Напишите другое донесение и будьте поосторожней насчет того, что вы там пишете. Федоров настолько растерялся, что обратился за советом к японскому адвокату Исибаси, который и написал за него донесение, Над этим донесением смеялись целый месяц в полицейских кругах Харбина. Оно гласило: "В 10 часов вечера 5 июня 1933 года японскому жандарму Синтаро Какеи встретилась толпа, состоявшая из 20 молодых коммунистов, которые орали, нападали на мирных прохожих, чем нарушали общественный порядок. Жандарм Какеи отважно подошел к толпе красных и приказал им разойтись и прекратить скандалы. Вместо того чтобы послушаться представителя закона, пьяные коммунисты напали на него и избили палками. Жандарм Какеи, как истинный самурай, защищался с изумительным мужеством и, хотя тяжело пострадал в столкновении, сумел разогнать коммунистов, арестовать их во- жака и привести его к нижеподписавшемуся... Исполнив,та-ким образом, свой долг, он упал без чувств. Как младший инспектор полиции Маньчжоу-Го, я считаю своим долгом обратить внимание высших японских властей на героический поступок жандарма Какеи, достойного представителя слав- ной японской армии, истинного самурая, чей героизм на напол- няет нас чувствами восхищения и изумления", Новое донесение весьма понравилось японским военным властям, и они похвалили Федорова. Комиссия Литтона В Харбин я вернулся 1 мая. За десять дней до приезда ко- миссии Литтона полицейские органы получили приказ аресто- вать и бросить в тюрьму всех лиц, "заподозренных в жела- нии" представить какие-либо жалобы комиссии Лиги наций. Необходимо указать, что японская полицейская система построена на совершенно необычайных началах. В Маньчжу-рии в ее состав входят: 1. Японская разведывательная служба. Начальник её на- значается токийскими властями и ответственен только перед Токио. 2. Японская жандармерия, подчиненная японским военным властям. 3. Жандармерия Манъчжоу-Го, подчиненная военным вла-стям Маньчжоу-Го. 4, Государственная полиция ?Маньчжоу-Го,руководимая ми- нистерством внутренних дел Маньчжоу -- Го. 5. Городская полиция, контролируемая городским муници- п а л и т е т е т о м. 6.Японская консульская полиция, ответственная перед японскими консульскими властями. 7.Уголовная полиция, подчиненная муниципальным влас- тям но независимая от городской полиций. 8, Государственная разведывательная служба,подчинённая военному министерству Маньчжоу-Го. 9. Железнодорожная полиция, подчиненная железнодорож- ной администрации. Каждый из этих полицейских органов действует независимо от остальных, часто наперекор другому полицейскому органу. Приказ об аресте всех лиц, "заподозренных в желании" со- общить правду комиссии Литтона, означал настояший праз- дник для всевозможных полицейских организаций Харбина. Согласно приказу японских властей, все аресты надлежало производить ночью.С наступлением темноты агенты различ- ных полицейских департаментов отправлялись в поход, аре-стовывая людей, с тем чтобы брать с них выкупы. Часто случалось так, что жертва не успевала внести выкупа, скажем, жандармерии, как ее снова арестовывал другой полицейский орган, требовавший нового выкупа. Иных китайцев арестовы-вали по пять-шесть раз, обирали до нитки и в довершение всего так и не выпускали из тюрьмы. Арестованных надлежало содержать в тюрьме до отбытия комиссии Лиги наций. Всех их бросили в подвальные камеры вместе с ворами, грабителями, наркоманами и т. п. Значите льная часть арестованных была освобождена только через 30-40 дней после отъезда комиссии Лиги наций. За месяц до приезда комиссии Литтона японцы предложили ряду видных китайцев и белогвардейцев образовать комитеты для поднесения "петиций" делегатам Лиги. Все эти <<пети-ции>>- были заготовлены японцами. Китайцам и белогвардей-цам оставалось только подписаться под ними. Нечего и гово-рить, что "петиции" выражали неумеренный восторг и радость по поводу славного прошлого и не менее славного будущегo Маньчжоу-Го. С особой тщательностью был подо-бран комитет по встрече комиссии. Участников комитета проинструктировали, как им держаться, заставили вызубрить речи и предупредили, что если они от себя прибавят хотя бы одно слово то поплатятся за это жизнью. Комиссия Литтона прибыла в Маньчжурию, чтобы выяснить истинное положение дел... Японцы приложили все силы, чтобы ввести членов комиссии в заблуждение. Но в этом отноше- нии они так постарались, что побили рекорд тупости и стали посмешищем в глазах всего мира. Отель "Модерн" в Харбине, отведенный для членов комис- сии, был превращен в настоящую крепость. Номера, приле- гавшие к комнатам, предназначенным для членов комиссии, были заселены полицейскими агентами, изображавшими обыч- НЫХ постояльцев. Полицейские агенты заменили также портье, посыльных, официантов, камердинеров и т, п. Места горнич- НЫХ заняли японские женщины, служившие в полиции . Десятки агентов дежурили в ресторане, гостиной, холле и вокруг оте- ля. Те же меры предосторожности были приняты в гостинни- цах <<Гранд-отель" и "Новый мир", где должен был остано- виться штат комиссии. Во все крупнейшие магазины, рестораны, театры, куда могли наведаться члены комиссии, японцы послали полицей-ских агентов в качестве конторского персонала, официантов продавцов, капельдинеров и т. д. Так как существовала опас-ность,что комиссия пожелает посетить тюрьмы,то всех поли- тических заключенных, владевших английским п француз- ским языками, перевели из тюрем в Сунбэйский концлагерь. Укажем, что всего в концентрационный лагерь близ Сунбея на другом берегу Сунгари, в 6 километрах от Харбина было заключено 1 360 китайцев, русских и корейцев 9 японцев, "заподозренных в желании" устроить в присутствии комиссии Литтона демонстрации, враждебные Маньчжоу-Го. Такие же меры предосторожности были приняты в отноше- нии больниц. Всех "подозрительных" пациентов перевели в японские госпитали, куда, как предполагалось, комиссия не заглянет. Далее, в программу встречи комиссии входила исценировка "народного энтузиазма", которая должна была показать ко- миссии, будто весь народ стоит за Маньчжоу-Го. Для этого были выпущены сотни тысяч флажков "Маньчжоу-Го" и пор- третов Пу-И (тогдашнего "главы" государства)1. Флажок стоил два цента, а портрет три цента. Однако японцы заста- вили жителей Харбина и его окрестностей платить за флаж- ки и портреты по доллару за штуку. Флажки и портреты Пу-И продавались особыми группами, состоявшими из продавцов, двух жандармов и японского кассира. Эти группы посещали дома и заставляли обитателей их покупать "комп- лект", угрожая при этом, что если флажок и портрет Пу-и не будут украшать двери и окна дома во все время пребы- вания комиссии, то все обитатели его будут арестованы."По- купатели", которые были слишком бедны, чтобы уплатить сразу два доллара наличными, получали пятнадцатидневную отсрочку, по истечении которой они обязаны были внести деньги в полицейский участок. Начальник мой казалось, ошалел. Он сыпал приказами и отменял их, арестовывал людей и через несколько часов освобождал, чтобы затем опять арестовать. Он трясся oт страха, ожидая какого-нибудь скандала, за который ему при- дется отвечать. Комиссию Литтона ждали к 10 мая 1932 года. 4 мая меня в срочном порядке вызвал начальник.Войдя в его кабинет, я сразу же увидел, что он находится в очень скверном настроении. - Слушайте!.. Знаете ли вы Чжан Фын-тина и Мо Вэнь-хуана?... 1 Пу-И - последний отпрыск маньчжурской династии.После захвата Маньчжурии японцы привезли его из Тяньцаиня в Чан-чунь и там провозгласили "императором" Маньчжоу- Го.-Ред. Я их знал. Первый из них был миллионер, председатель Харбинской биржи и владелец двадцати финансовых предприятий; второй, тоже очень богатый, являлся владельцем универсального магазина "Дун-Фа-Лун". — Эти господа,- продолжал начальник,- готовят пети цию, которую собираются подписать и другие богатые купцы... Они намереваются тайно подать ее комиссии Лиги наций. По имеющимся у нас сведениям, петиция враждебна Маньчжоу-Го. Эту информацию доставили мне несколько часов тому назад мои японские агенты. Так. вот, я приказы ваю вам во что бы то ни стало перехватить эту петицию. Если мы ее добудем, то сможем всех этих бандитов обвинить в измене... Это, разумеется, повлечет конфискацию их иму щества, оцениваемого более чем в сотню миллионов долла ров,.. Такая сумма будет весьма полезна японской .армии. Я надеюсь, что вы раздобудете эту петицию. Установите наблюдение за этими людьми и за их домами... Установите наблюдение за каждым иностранцем, который их посетит,.. Я полагаю, что для подачи этой петиции они используют услуги какого-нибудь иностранца. — Все это очень хорошо. Установить за ними наблюде ние, нетрудноs но у меня нет свободных людей. Учтите, что все мои агенты работают по 24 часа в сутки. -- Об этом я уже подумал,- подхватил он.-- Так как полицейские органы тоже очень заняты, я решил, что для слежки за этими китайцами мы используем иновских хунхузов. В жандармерии им выдадут временные карточки, удостоверяющие, что они являются ее агентами. Но подчиняться они будут Ину, которому вы дадите необходимые инструкции. - А можно ли им доверять?-спросил я.- Ведь это бандиты,,. Облеченные властью, они могут употребить ее во зло. Кроме того, вы ведь знаете, в какие отрепья они одеты. Недурной вид будет у этих "специальных агентов"! - Об этом я тоже позаботился, -ответил начальник. --В распоряжение Ина будет отпущено 500 комплектов обмундирования армии Маньчжоу-Го. Так мы разрешим эту проблему. А поведение их меня нисколько не интересует. Для меня важно только, чтобы ни один посторонний не мог проникнуть к членам комиссии. Указания начальника были выполнены с предельной точностью. Через три дня в дом каждого состоятельного китайца было назначено по четыре-пять "специальных агентов" в военном обмундировании в качестве "почетной стражи". Остальные "специальные агенты" дежурили на улице, выслеживая всех посетителей этих дамов. Комиссия Лиги наций прибыла в Харбин 9 мая 1932 года, в 4 часа дня, К полудню вокзал и улица, по которой пред- стояло проследовать комиссии, были наводнены японской поли- цией,переодетой в форму армии Манъчжоу-Го. Тысячи япон- ских полицейских и солдат, постоянно заполнявших улицы Харбина, исчезли. Японский штаб отдал приказ, чтоб на улицах не было ни одного японского мундира; надо было вну- шить комиссии Литтона, что Маньчжоу-Го образовалось по "собственной воле народа" Маньчжурии и что японцы к этому делу непричастны. Когда подошел поезд, лорд Литтон в сопровождении членов комиссии вышел из вагона, и после официальных представле- ний процессия направилась к главному выходу. В этот мо- мент., один кореец, служивший в японской жандармерии одетый в форму полиции Маньчжоу-Го, окружившей всю платформу, выступил .вперед и попытался вручить письмо од- ному из членов комиссии. Но он не успел сделать и трёх шагов, как его схватили и вытолкнули за войсковой кордон. Несчастный корейский патриот был арестован и приведён к моему начальнику. Звали его Ким Квок. Он прослужил семь лет агентом японской жандармерии, но ненависть его к угнетателем корейского народа росла с каждым годом.По простоте своей он верил, что комиссия Лиги наций--это нечто-очень великое и что она властна предоставить свободу его любимой Корее, столь угнетенной и истерзанной. В своём письме, написанном по-корейски, он спрашивал, почему Лига наций так заинтересована в освобождении Маньчжурии,нахо- дяшейся под японским владычеством всего несколько месяцев, тогда как Корея страдает уже многие годы. В эту ночь, пока комиссия Лиги наций наслаждалась на первом банкете в Харбине, беднягу Ким Квока подвергли зверскому допросу. Допрашивал его лично мой начальник который был уверен, что у Кима есть соучастники. Ким вел себя, как настоящий герой. Возможно, что у него и были помощники, но он это отрицал. Сперва начальник дал ему возможность высказать все, что он думал. Да,этот бедный малый искренно верил, что он сможет помочь своей родине; он сам написал письмо и хотел вручить его одному из членов комиссии. Больше ничего. Больше никто в этом не замешан. Начальник не мог допустить этого. Он озверел и подверг несчастную жертву самым страшным пыткам, Киму вы- рвали ногти на пальцах ног и рук, вывернули руки из суста- вов,поджарили пятки на спиртовке, и, наконец, в припадке дьявольской злобы, начальник пером, которым он писал про- токол, сам выколол жертве левый глаз. Ким упрямо твердил: "У меня нет соучастников, я сам писал письмо. Я хотел, чтобы Лига наций убрала японцев из Кореи". Через два часа полумертвого Кима унесли на кладбище и там выстрелом в голову прикончили его. * * * К каждому члену комиссии японцы прикомандировали по четыре агента, которые посменно следили за малейшим его движением и записывали имена всех, с кем он говорил и кто к нему приближался. Для того чтобы оправдать такую не- обычную заботливость, японцы объяснили комиссии, что эти меры предосторожности приняты против коммунистов. Любому, даже не искушенному человеку было ясно, что коммунисты могли только радоваться приезду комиссии, кото- рая неизбежно должна ,была увидеть истинное положение ве- щей.Слежка и шпионаж за комиссией преследовали одну цель --полностью ее изолировать. И все же это не удалось японцам. Многие маньчжурские, китайскиее и корейские полицейские агенты, приставленные для шпионажа, были противниками создания Маньчжоу-Го и оказали немалую помощь комиссии. Они организовали под самым носом у японской жандармерии негласные собрания и беседы и помогали доставлять в комиссию сотни письменных заявлений. Письма эти поступали от крестьян, мелких торговцев, го- родских рабочих и студентов. Все 1 500 писем, попавших в комиссию, были глубоко враждебны новому "правительству" Маньчжоу-Гo и японским: колонизаторам. Эти письма выра- жали подлинноеное мнение людей. Комиссия Лиги наций, разумеется,разумеется не могла знать, что в период ее 14-дневного пребывания в Харбине японцы аре- стовали и расстреляли несколько китайцев за то, что тe пы- тались передать комиссии письма протеста. Комиссия Литтона не знала, что 13 мая 1932 года, в 9 ча- сов 30 минут вечера, японцы пристрелили на втором этаже отеля "Модерн", где проживали члены комиссии студента Политехнической школы за попытку доставить лорду Лит- тону письмо, в котором выражался протест против закрытия школы. Более 200 человек было арестовано лишь за то,что оказа- лись вблизи отеля "Модерн". Под угрозой ареста родителей заставляли посылать детей на демонстрации н парады, во время которых они должны были драть глотки и размахивать флажками Маньчжоу-Го. Каждый китайский чиновник, служащий, рабочий, каждый кто мог стоять на ногах, обязан был купить флажок "Мань- чжоу-Го" и принимать участие в "параде". И каждый обязан был орать: "Да здравствует Маньчжоу-Го!" Начальник доволен мною На следующий день после отъезда комиссии Литтона меня вызвал к себе начальник. На этот раз он был в хорошем на-строении; он подал мне руку и предложил садиться.При-вожу нашу беседу, как она сохранилась в моей памяти. Начальник.- Наконец мы можем вздохнуть! Эта комиссия старых дураков уехала. Кто знает,что они будут доклады-вать в Женеве. Впрочем, пусть докладывают, что хотят: нам, японцам, наплевать на них. Если Лига признает Маньчжоу-Го, тем лучше... Если нет, то мы не признаем Лиги. Мы за-воевали Маньчжурию силой оружия, и весь этот лепет Лиги не может заставить нас отказаться от завоеванного. Он был совершенно трезв. Он замолчал на мгновенье и улыбнулся, видимо, довольный собственным красноречием. - Я доволен вашей работой в дни пребывания комиссии в Харбине,-продолжал он. - Все шло согласно моим пред-писаниям, и мне остается лишь поздравить вас с успехом. В отчете о визите комиссии Лиги, который я подготовляю для Токио, я непременно отмечу вашу превосходную работу и ту исключительную точность, с какой вы выполняли мои приказания и инструкции. Я надеюсь, что в недалеком буду- щем вы заслужите полное наше доверие. Мой совет вам- cтаньтe подданным Маньчжоу-Го... Тем самым вы порвете по- следнюю нить, которая связывает вас с Китаем, Что вы ска- жете? Я.- Я подумаю об этом. Начальник,- Великолепно. Когда вы примете решение об- ратитесь непосредственно ко мне. Я охотно поддержу ваше ходатайство. А теперь я вам докажу Свое доверие... Слушайте же... Партизаны захватили в плен более пятисот японских солдат и тридцати офицеров. Главари партизанских отрядов известили нас, что они согласны вступить в переговоры об обмене пленными из расчета двух партизан за одного японца. Мы согласны обменяться пленными. Необходимо договорится о выборе месга и времени обмена. Вот почему я подумал о вас, как о человеке, который сможет успешно закончить перего-воры, длящиеся уже более двух месяцев. Почти все эти пар-тизанские вожаки в прошлом офицеры китайской армии. Мо-жет быть, вы их лично знаете... В таком случае вам легче будет договориться с ними. Я требую от вас соблюдения осо- бой тайны. Никто не должен знать, что японские солдаты попали в плен к партизанам. Через два-три дня последние пришлют своего эмиссара. Вместе с ним вы отправитесь в их лагерь и приступите к переговорам, Я.-Позвольте мне заметить, что если партизанские во-жаки--бывшие офицеры, то они могут знать о том, что я яв-ляюсь китайским подданным и в течение ряда лет состоял на службе маньчжурского правительства. Не думаете ли вы, что когда я окажусь в их власти, они попросту пристрелят меня, как предателя? Начальник.-Ну, этого вам бояться нечего. Мы не впервые посылаем наших парламентеров... "Разумеется,- подумал я,- китайские партизаны более строго держат свое слово, чем японские офицеры". - А теперь поговорим о другом. Я приказывал вам уста- новить наблюдение за двумя китайскими миллионерами - Чжан Фын-тином и Мо Вэнь- хуаном, которые хотели устано-вить связь с комиссией Литтона. Что дало наружное наблюдение? - Ничего,- ответил я.- По-моему, эти два китайца так же настроены против Маньчжоу-Го, как и все прочие ки-тайцы; но они не хотят проявлять свои чувства открыто, хотя бы потому, что не желают расставаться со своими мил- лионами. Если вам, японцам, угодно присвоить их имуще-ство, то остается лишь его конфисковать, как это обычно делается, Начальнику понравилась моя откровенность. Рассмеявшись, он сказал: -Вы совершенно правы. Тем не менее, у этих двух китай-цев слишком много друзей в Китае и за границей. Если бы мы конфисковали их имущество без необходимой законной процедуры, то это вызвало бы громкий скандал. В общем, мы с вами еще вернемся к этому делу... А теперь вам пора идти. Как только прибудет партизанский эмиссар, я вас вызову. Вернувшись домой, я застал на крыльце моего дома агента № 1. Мы вместе зашли в комнату, которую второй отдел японской военной миссии предоставил мне для свиданий с моими агентами. Когда дверь за нами закрылась, он рассказал мне, что,мой агент № 4 исчез три дня тому назад и что поиски его не дают результатов. Я отправился в гостиницу, где проживал агент №4;там мне сказали, что он выехал три дня назад, забрав с собой все пожитки. Междугородные телефонные переговоры с Дай-реном и Шаньхайгуанем тоже оказались бесплодны.Моего агента нигде не виде.ли. На следующий день,когда я, входил в отель "Модерн" посыльный вручил мне запечатанный конверт. Когда я вскрыл его, я остолбенел. В нем было письмо от моего агента №4 написанное по-русски на бланке отеля "Модерн". Письмо это я сохранил. Оно гласило: "Дорогой мистер Beспa! Я вынужден, по весьма серьезным причинам покинуть при- делы Маньчжурии. Месяц назад двое японских жандармских офицеров поделились со мной планом похищения китайца- директора банка в Фуцзяндяне (город в пяти минутах еэды от Харбина). Так как он имел надежную охрану, то мы решили его аре- стовать. Один агент жандармерии, некий Книппе, в чине сер- жанта, двое японских жандармов и я явились к нему в дом арестовали его и отвели в пустой дом, неподалеку от местной резиденции жандармерии, где нас ждали указанные выше двое офицеров. Директора банка подвесили за ноги, после чего офицеры приказали отправиться за женой китайца, арестовать её и привести сюда. Ей показали мужа и сказали, что он оста- нется висеть, пока она не принесет 300 тысяч долларов.Пос- ле этого ее отпустили.Спустя два часа она вернулась с 180 тысячами долларов наличными. Она передала эту сумму офицерам, заявив, что не могла за столь короткое время добыть всю сумму, но обещала дать остальное в течение пят- надцати дней, если ее мужа освободят сейчас же. Его освободили. Офицеры дали Книппе и мне по 10 тысяч долларов, взяв с нас клятву, что мы никому ни словом не обмолвимся об этом деле. Сегодня утром начальник японской консульской полиции вызвал меня и сказал, что ему известно о похищении дирек- тора банка. Он потребовал, чтобы я отдал ему 8 тысяч дол- ларов, иначе он меня арестует. Я слишком хорошо знаю японцев, чтобы не понимать что игра кончена. Даже если бы я отдал им деньги, они все равно разделались бы со мной... Вот почему я решил исчезнуть с той небольшой суммой денег, какая у меня осталась,и на- чать новую жизнь где-нибудь в других краях. Остаюсь преданным вашим слугой агент № 4". Я отправился к начальнику и показал ему письмо.Против ожиданий, он не возмутился. Случай этот показался ему весьма забавным. Он долго смеялся. Успокоившись, он сказал: - Вот это называется чистая работа! 180 тысяч долларов за два часа...Ну и молодчики! По совести говоря, они заслу-жили этих денег...Но сумма слишком велика.,. Конечно, им будет неприятно, что я узнал об этой истории.. Им придется внести в мою кассу большую часть, этих денег. Но больше всего меня удивляет то, что они поступили, с одной стороны, как жулики, а с другой -как идиоты. Подумать только --отдать 20 тысяч долларов каким-то двум агентам!.. Непости-жимо!... если бы наши армейские офицеры узнали о подобном случае они бы просто взбунтовались. Не теряя ни минуты, он позвонил в жандармерию и при- казал арестовать Книппе и держать его до при- бытия его моего начальника, для допроса. Жандармских офицеров заставили отдать 140 тысяч долла- ров начальнику который оставил им 20 тысяч долларов. Книппе 43 дня продержали в тюрьме, где его время от вре- мени страшно избивали, пока он не указал места, где спря- тал 9600 долларов из получерных им 10 тысяч. Отобрав у него деньги японцы приняли его обратно на службу в жан- дармерию,как будто ничего не случилось. через два дня после бегства агента № 4 меня вызвал к cебе начальник .В приемной я просидел около получаса.Туда явились японец и китаец, которых я не знал. Японец обме- нялся несколькими словама с начальником и ушел.После этого начальник познакомил меня с китайцем, высоким креп- кимчеловеком лет сорока. -Этот китаец бъяснил начальник,-- является предста- вителем одного партизанского отряда. Он утверждает,что в плену у них имеются два японских офицера и 34 солдата и что они хотят обменять их на некоторых своих друзей, которых мы держим в тюрьме. Он остается заложником на время вашей поездки и собственной головой отвечает за вашу безопасность.Завтра вы с приятелем этого китайца отправи- тесь в Хайлунь; вы сойдете с поезда на станции, которую он укажет,и последуете за ним, куда бы он вас ни повел.По прибытии в партизанский лагерь вы проверите, действительно ли там есть японские пленные. Если это верно, то вы соста вите список с указанием их имен и воинских частей, к кото- рым они пренадлежат, и договоритесь об условиях и технике обмена. На следующий день, в 7 часов утра, я выехал в Хайлунь. В 50 километрах от Харбина, мой спутник,ко- торый за всю дорогу не проронил ни слова и на мои вопросы отвечал лишь односложными "да" и "нет",попросил меня выйти из поезда.Со станции мы попали в деревню.Завернув в одну из улиц,мы подошли к китайскому домику,перед которым стояли две оседланные монгольские лошадки. Не спросив ни у кого разрешения, мой проводник отзязал лоша- дей и предложил мне сесть на одну. Мы ехали около шести часов и примерно к 3 часам дня добрались до другой маньч- журской деревни, где нас остановила группа китайцев, кото- рая обменялась с моим спутником несколькими словами, а затем приказала мне надеть на глаза повязку. После этого мы ехали еще минут двадцать. Когда повязку сняли, я очу- тился в пещере, где сидело пятеро китайцев. Переговоры были недолгими. Партизаны хотели лишь, чтобы им вернули двадцать семь человек, попавших в плен во время стычки с японским отрядом. В обмен они освобождали трид- цать четыре японских солдата и двух офицеров. Мы договори- лись, что они освободят сначала семнадцать солдат и одного офицера, с тем чтобы на следующий день японское командо- вание освободило семнадцать партизан. Помня о коварстве японцев, партизаны потребовали, чтобы я остался заложни- ком; благодаря важному характеру моей миссии, они приняли меня за "большую персону". В 7 часов вечера восемнадцать японцев, с повязками на глазах, были посажены на монгольских лошадок и отправ-лены в путь под конвоем китайцев. Уехавшему с ними офи- церу я передал письмо на имя начальника, в котором изло- жил условия обмена. Через два дня к закату солнца прибыли семнадцать осво- бождённых партизан. После этого в Харбин были отправлены остальные восемнадцать японских пленных, Я оставался в качестве заложника. Через два дня прибыли остальные десять освобождённых партизан. Благополучно закончив свою миссию, я вернулся во-свояси тем же путем, каким прибыл сюда. Меня сопровождали двое верховых. После нескольких часов пути мне предложили спе- шиться, сняли повязку с глаз и вернули оружие.. Один из ки- тайцев велел мне итти прямо по направлению к видневшимся вдали огням. Через час я дошел до станции Синьлунчен в 40 километрах от той станции, где я сошел. В Харбине меня встретил сияющий довольный начальник. -- Я сегодня же отправлю в Токио донесение о том как прекрасно вы справились с заданием. Я не премину указать на тот факт, что вы предложили себя в заложники для освобождения японских солдат. Теперь вам Придется заняться освобождением нескольких сот японцев, находящихся в плену у партизан.Вот уже три месяца. как мы ведем безуспешные переговоры.Партизаны доставляют нам много хлопот. Плохо вооруженные, полураз- детые, голодные, они продолжают драться. И подумать только, что есть безумцы, которые считают, что объединенный Ки- тай принесет Японии больше пользы, чем Китай дезорганизо- ванный и подчиненный военному контролю японцев! Объеди- нённый Китай уже через десять лет был бы потерян для японских экспортеров... Китайцы станут производить все, на- чиная от игрушек и кончая орудиями. Через десять лет Китай будет производить все, что Япония продает ему се- годня, более того, он станет сбывать нам свою продукцию, конкурировать с нами. Для того чтобы противостоять китайской конкуренции,- продолжал начальник,- мы построили в Китае сотни фабрик и заводов, на которых используем дешевый китайский труд, в то время как в Японии у нас безработица. Уже теперь китайцы строят арсеналы, аэродромы, военные школы. Через десять лет они станут для нас слишком сильны. Былое пред- ставление о том, что китайцы не умеют воевать, рассеялось, как дым. Вы сами, видели, что происходило на реке Нонни, под Сунбэем, Цицикаром и в ряде других боев. Вы видели их.Они дерутся, как тигры, и скорее погибнут до послед-него человека, чем сдадутся; они повсюду, хотя вы не видите их нигде. Мы думаем, что истребили их, а повсюду происхо-дят крушения поездов, каждый день гибнут и попадают в плен сотни японских солдат. Десять лет!.. Если мы оставим их в покое на десять лет, то нам будет угрожать опасность не только в Китае, Маньчжурии, Корее, но, вероятно, и в са-мой Японии. Десять лет!.;,.Позволить 450 миллионам китай-цев вооружиться и огранизоваться, чтобы вышвырнуть нас... Нет, не бывать этому... Если Япония не прибегнет к военной диктатype, если она не перестреляет всех этих идеалистов пацефистов и агитаторов, то наша страна погибла. Мы должны завоевать Китай теперь. С каждым годом эта задача становится все более трудной, а если мы будем слишком долго ЖДАТЬ Она окажется и вовсе невозможной. Владея естественными богатствами Китая, мы сможем вы-ПОЛНИТЬ нашу обширную программу усиления армии и флота и будем иметь возможность диктовать нашу волю и силу и расширять нашу империю до желанных размеров. Завоевав Китай, мы сможем отправиться в поход на Корею, на Индо-Китай, на Филиппины, Индию,Новую Зеландию Австралию, когда только пожелаем. А теперь, если вы свободны, я просил бы вас остаться со мной. Я принял приглашение,и мы поднялись наверхние После, завтрака Ч, повел меня, чтобы показать своих бой- цов. Он говорил правду. Казалось, что находишься в япон- ском лагере. На всех партизанах было японское обмундиро- вание; партизаны только спороли со всех вещей знаки воин- скйх частей. - Они сами снабжают нас оружием,- сказал Ч.- И будут снабжать, пока не уберутся отсюда или не будут перебиты все до одного.Бандиты!.. Они называют нас "бандитами -они которые грабят нашу страну, расхищают наше имущество уничтожают наши дома, убивают наших отцов, жен, детей! - Где пленные?-спросил я. -Они содержатся под охраной большей части моих лю- дей? примерно в 7 километрах отсюда. Тут я оставил всего около 500 бойцов. Партизаны жили в деревне. Они были в прекрасных отно-шениях с гражданским населением. Что-то чудесное было в этих солдатах, в их аккуратности и твердой дисциплине. Никто не принуждал их служить в отряде. Они могли уйти в любую минуту, но все они остались, и каждый день при-бывали все новые добровольцы, чтобы занять места убитых и увеличить ряды партизан. Я заметил нескольких раненых. - Кто ухаживает за ними? - У нас четыре врача. Один из них хирург. Командир назвал имена врачей. Оказалось, что они при- надлежат к семьям видных жителей Маньчжурии.Потом он сказал: - Мы китайцы... Мы сражаемся за освобождение нашего отечества. Мы никого не грабим, Мы нападаем на японцев потому что мы у себя дома, это наша страна... Всякий имеет право защищать свои пожитки от воров и убийц.Вы видели как к нам относятся в деревне? Это потому, что жители знают, что мы китайские солдаты и что мы боремся за освобождение Маньчжурии от японских воров. Мы их уни- чтожаем и так же поступаем с китайскими предателями. Японцы пытаются скрыть свои потери,но могу вас заве-рить, что дня не проходит, чтобы партизаны их не тревожили. И редко случается, чтобы нам не удалось выполнить задание. Мы будем бороться, пока они не уберутся. Японцы не смеют отходить от железной дороги больше чем на несколько ки-лометров. Дальше-хозяева мы... Вы заметили, как свободно ходят повсюду мои бойцы... Японцы боятся заходить в такую даль. "Бандиты"... Так называют партизан японские писаки из агентства "Домей". Если китайские патриоты являются "бан-дитами", то тогда этими "бандитами" полна вся Маньчжурия Именно об этих "бандитах" командир 7-й японской бригады, генерал Хаттори, доносил в феврале 1934 года, что в десяти боях с ними он потерял 520 человек убитыми. Исходя из обычногр расчета потерь, усвоенного японцами, можно без- ошибочно сказать, что, бригада Хаттори была почти целиком уничтожена. Японские писаки называют партизан "бандитами" для того, чтобы дискредитировать их в глазах всего мира и оправдать нападение на Китай японской военщины. Не "бандитами", а героями являются эти патриоты, поджигающие император- ский дворец,где японцы держат Пу-И, сжигающие японские ангары, японские казармы, японские железнодорожные стан-ции, взрывающие японские поезда и нападающие на японские войска Приятный сюрприз Уже стемнело, когда мы с Ч. сели верхом и в сопровож- дении нескольких командиров и десяти бойцов отправились в путь.Через два часа мы прибыли к месту, где содержались пленные яПОНЦЫ, После обеда мы отправились в здание, служившее местом собраний.Это был одноэтажный изолированный дом. Пол его был выложен каменными плитами. Вероятно, в прошлом это строение служило хлевом; сейчас здесь стояли скамьи,столы и чудесный радаоприемник; пол был посыпан свежей травой. В помещении сидело человек сорок командиров. Они играли в "мачжан", читали, беседовали. Когда мы вошли, все встали. Представив меня, Ч. разъяснил цель моего приезда, после чего завязалась дискуссия. На обмен пленных были согласны все, но при этом многие опаса-лись какой-нибудь ловушки со стороны японцев. В конце кон-цов после долгого обсуждения мы сошлись на том, что пять-десят японцев будут отосланы на железнодорожную станцию, расположенную в двух переходах отсюда, и выпущены на сво-боду.После того как будет освобождено сто партизан, освободят еще пятьдесят японцев. Переночевал я на квартире у командира? где для меня была приготовлена великолепная походная постель, разумеется, япон- ского происхождения. Большую часть ночи мы проболтали. Комондир с удовольствием рассказывал мне о том, что наш дорогой друг, полковник Торквемада II, мясник Хендаохецзы, является смиреннейшим и почтительнейшим пленником.Мне предстояло удовольствие встретиться с ним утром. В 7 часов мы встали. Во время завтрака за столом царил дух товарищеской непринужденности.После завтрака я по- просил Ч. показать мне пленных. Их содержали на участке где стояло десятка два китайских домов. Несколько часовых сторожили зто место. Японские офицеры занимали три от-дельных домика. Самый высокий чин принадлежал Tоркве- мада II. Мы с Ч. и четырьмя командирами подошли к дому, где находился Торквемада II. На крыльце дома несколькс япон-ских солдат стирали что-то в жестянках из-под керосина, другие солдаты пилили дрова, под наблюдением часовых. Когда мы вошли, находившиеся там десять японцев подня-лись. Часть из них была в мундирах, часть в гражданском платье, а часть, в том числе Торквемада II, в кимоно.Если в мундире этот субъект был похож на животное, то в ки-моно да еще с месячной растительностью на лице,он на-поминал одно из чудовищ дантова ада, изображенных Гюста-вом Дорэ. При виде меня Торквемада II состроил какую-то гримасу, которая должна была изображать улыбку; он захотел по- дойти, но Ч. бесцеремонно оттолкнул его. Я ожидал шумного протеста, но, вместо этого, Торквемада II почтительно изви- нился. Как преобразился этот великий, инквизитор: Тот кто сво- ими окровавленными латами задушил сотни людей, теперь го тов был пасть ниц. Остальные японские офицеры также не перестовали подобострастно кланяться, Отважные офицеры армии божественного императора, убийцы,безоружных жите- лей,чудовищные насильники! Куда девалась их храбрость? Храбрость орды дикарей... Подойдя к Торквемада II, я сказал: --Японское командование прислало меня для переговоров об освобождении пленных.. Дело подвигается, и я надеюсь,что уже сегодня к ночи первая партия пленных, в числе пятиде- сяти будет отправлена в Харбин. - Спасибо... Премного благодарен, -пробормотал он уни- женным тоном, склоняясь чуть ли не до земли.-Вы великий и уважаемый джентльмен, очень великий и уважаемый джентль- мен...И если я выйду на свободу, я вас не забуду... И я надеюсь, что уважаемый джентльмен устроит так,чтобы его покорный слуга мог уехать с первой же партией пленных. ~ Это зависит от командира Ч., a не от меня.Однако я постараюсь сделать все, чтобы вы отправились с первой группой. Мы вышли из домика. Видно было, что все питали к нему такое же отвращение, как и я. С трудом верилось,что это пресмыкающееся--тот самый высокомерный тиран, который несколько недель назад угрожал мне расстрелом. — А забавно бьпо бы,-сказал я командиру Ч., -хоро- шенько выпороть, это животное. — Нельзя отказывать доброму другу в его просьбе... Ce годня вечером вы будете иметь удовольствие исполнить ваше желание. - Не может быть!.. Но тогда по возвращении в Харбин мне не избежать расстрела. - Ничего, мы все устроим как полагается, - сказал он смеясь. С наступлением сумерек пятьдесят пленных японцев было посажено на коней; им завязали глаза и под конвоем два- дцати пяти партизан отправили на станцию Тялинхэ, нахо- дившуюся на расстоянии двухдневного перехода. Конвою было приказано двигаться только ночью, скрываясь днем от японских разведывательных самолетов. Одному из японских офицеров отпущенных с первой партией, я вручил письмо на имя моего начальника; в письме я излагал условия обмена и предостерегал от нарушения обещания. Через два часа после отправки пленных мы с Ч. и его штабом. отобедали. После этого он приказал очистить стол и попросил меня перейти на время в смежную комнату. Я ни-чего не понимал. Примерно через десять минут дверь открылась,и через нее в комнатку вошел Ч. с револьвером в руке. Он шепнул мне на ухo: --Вы только сыграйте хорошо свою роль,-- а потом уже за-говорил громко:--Эй, там, выходи, проклятый . Вылезай!Живо! Вот сюда! Приняв послушную позу,я вышел в большую комнату на средине которой к своему удивлению, увидел Торквемаду !! стоявшего на коленях в позе буддийского божка.Ч. переки- нул мне хлыст и, направив на меня дуло револьвера,прика- зал начальственным тоном: - Ну-с, грязная свинья! Ты требовал, чтобы Торквемада освободили с первой партией пленных, значит, он твой друг.. Так вот, ты дашь своему дорогому другу хороших двадцать ударов, иначе я размозжу твою башку! Гордо выпрямившись, я категорически отказался выполнить приказ. - Ах, так! Ты отказываешься? Ладно! Но прежде чем за-стрелить тебя, я все равно заставлю тебя посмотреть, как выпорют твоего друга; только вместо двадцати он получит пятьдесят ударов. Обернувшись к своему бойцу, Ч. приказал: - Дай этой собаке пятьдесят розог! Боец тоже хорошо сыграл свою роль. Мрачно подойдя ко-мне, он выхватил у меня хлыст, а потом с жестоким выра-жением лица повернулся к Торквемада II, который протянул ко мне трепещущие руки. - Пожалуйста!.. Прошу вас!.. Мистер Веспа, лучше уж вы- дайте мне двадцать ударов... Этот парень меня убьет... С видом крайней неохоты я взял хлыст и нанес Торк-вемада II парочку слабых ударов по спине. - Бей крепче!.. Крепче!.. Еще крепче!..- кричал Ч.- Иначе я заставлю дать пятьдесят ударов. Остальные удары я нанес с полной силой, и Торквемада за-вывал, как койот, пойманный в капкан. После порки Ч. приказал отвести Торквемада II обратно. Выйдя с ним на улицу, я извинился перед ним за "невольное" участие в этом "ужасном деле". Потом я вернулся, и мы хохотали все, как никогда в жизни. Избивая этo животное, я не переставал думать о сотнях его невинных жертв. Прошло девятнадцать дней, пока освободили всех пленных, так как каждую группу посылали по новому маршруту к но-вому пункту. По окончании всей операции я простился с Ч. и его храб-рыми командирами и пустился в обратный путь. Начальник .принял меня, как героя, и сообщил, что он хо-дотайствует перед Тоюио о назначении меня на должность главного помощника. Торквемада II был лишен знаков почета и отослан в Япо-нию за то, что попал в плен, будучи в кимоно. Волна похищений Описанная выше грабительская операция, проделанная тремя жандармскими офицерами, добывшими 180 тысяч дол-ларов, послужившая причиной бегства моею агента N4 из Харбина, вызвала зависть и подражание. Похищения вошли в моду. Находившаяся. на службе жандармерии шайка хунхузов почти ежедневно хватала какого-нибудь китайца или еврея. Маньчжурия превратилась в царство бандитов Каждый полицейский орган имел свою банду, которая похищала людей для получения выкупа. Китайцы и евреи должны были выпла-чивать крупные суммы за свою свободу. Я тут не пишу о случаях и событиях, к которым я не был причастен и о которых мне лишь рассказывали. Я описываю только то что видел собственными глазами и с чем непосред- ственно сталкивался. Мне достоверно известен ряд случаев похищений, произ-веденных японской жандармерией и разведкой; именно мне пришлось расследовать эти случаи по приказанию моего начальника, который хотел проверить соответствие сумм вы-купа суммам; вносимым в его кассу. Часто мне приходилось исполнять обязанности переводчика, особенно, когда начальник желал лично допросить жертву похищения, тем более, если она заявляла, что у нее нет денег. Приведу здесь некоторые имена и цифры. Так, миллионер Ван Ю-цин должен был выкупить сына за 250 тысяч долларов, а потом его заставили заплатить 500 тысяч долларов за свое собственное освобождение. Купца Чан Цин-хо похищали три раза, и он заплатил со-ответственно 200 тысяч, 200 тысяч и 100 тысяч долларов вы-купа. Владельца универсального магазина Мо Вэ-таня похищали дважды. И оба раза это стоило ему по 100 тысяч долларов. Купец Лю Дай заплатил 100 тысяч долларов выкупа за сына и 50 тысяч долларов за себя. Имущество и деньги огромного числа состоятельных китай-цев и бывших высокопоставленных чиновников конфисковы-вались целиком, а их самих заставляли поступать в мона-стыри.Бывший начальник-харбинской полиции Ван,который ВЛАДЕЛ Довольно крупным имуществом, в настоящее время яв-ляется настоятелем буддийского монастыря близ нового клад-бища в Харбине; в этом же монастыре находится много людей которых постигла та же судьба. На моей обязанности лежало еженедельно посещать монастырь и проверять, на месте ли все эти бывшие китайские чиновники. Шереля дe Флоренса шестеро вооруженных бандитов схва-тили в момент, когда он выходил из синагоги. Все это про-изошло на глазах у нескольких сот людей, но полиция не вмешалась,так как похитителями являлись белогвардейцы, служившие в жандармерии. Шереля де Флоренса продержали 105 дней в темном подвале и выпустили, когда получили 25 тысяч долларов выкупа. В Харбине проживал владелец крупной аптеки, некий Коф-ман 11 марта 1932 года, в 10 часов вечера, его похитили белогвардейцы, служившие в японской жандармерии. Кофмана упрятали в подвал жандармерии в Новом городе. На следую-щий день в белогвардейских газетах появилось сообщение о том, что Кофмана похитили бандиты и что редакция газеты "Рупор" получила от них извещение, в котором они требуют от семьи похищенного 30 тысяч долларов выкупа. В ночь на 13 марта белогвардейские подручные жандармерии перевели Кофмана из подвала в китайский домик в приго- роде Модягоу. Возник спор о том, сможет ли Кофман выплатить 30 тысяч долларов. Начальник спросил мое мнение. Я откровенно признался, что не верю в то, чтобы семья Кофмана могла выплатить такую сумму. - Если мы ошиблись и Кофман не богат, то за него мо- жет внести выкуп еврейская община, - решил начальник. На следующий день, 13 марта, жандармерия согласилась уменьшить сумму выкупа до 15 тысяч долларов; но в тот момент, когда уже собирались послать соответствующее со- общение в редакцию "Рупора", один из участников похище- ния, Родзаевский, пришел к нам. Этот молодой негодяй бе- жал из Советской России в 1927 году. В Маньчжурии он примкнул к шайке подозрительных субъектов. Родзаевского дважды арестовывали за карманные кражи. Действуя угро- зами, он сумел устроиться студентом в Правовой институт, где тем же способом после нескольких месяцев "штуди- рования" добыл себе диплом. Вполне естественно, что эта шайка негодяев привлекла внимание японцев, и последнии включили их в свою банду убийц, которая сеяла ужас в Хар- бине. Оказалось; что этот Родзаевский - участник похищения Кофмана. Он заявил, что возражает против уменьшения вы-купа до 15 тысяч долларов, так как ему достоверно известно о наличии у Кофманов крупных денежных средств. - Пусть мне разрешат его допросить. Я уверен, что до- буду 30 тысяч долларов, если мне это дело поручат.Поло- житесь на меня, и все будет в порядке. Разрешение было дано. Вместе с неким Кириченко и двумя японскими жандармами он отправился в домик, где находился связанный Кофман. В 11 часов 30 минут меня вызвал начальник. --Знаете что случилось?--сказал он.- Кофман умер.По- видимому, они подвергли его пыткам, и он не выдержал из-за больного сердца. Отправляйтесь туда, а затем доложите,что там произошло. Я уже распорядился о том, чтобы вас про- пустили. Я поспешил в штаб жандармерии, откуда меня повезли в автомобиле к китайскому домику в Модягоу. Через десять минут мы были на месте. Машина остановилась перед какой-то развалиной.Сопро-вождавший меня жандармский сержант отпер дверь,и мы вошли в домик. При свете свечи я различил пятерых людей сидевших за столом,уставленным пивными бутылками. Это были два чина японской жандармерии в штатском платье, Родэаевский, Кириченко и еще один белогвардеец, Колюшко. Меня пригласили к столу и предложили выпить. -Спасибо. Я прибыл узнать, что здесь случилось. Родзаевский нагло ухмыльнулся. - Я не вижу необходимости составлять полицейский про- токол по поводу смерти этого еврея. Он не желал говорить или написать своей жене и получил по заслугам. Я его не-множко припугнул,а он взял и умер. Мы тут ни при чем. Я потребовал, чтобы мне показали тело убитого.Оно лежало в углу, прикрытое грязным дырявым одеялом. Я на- клонился, приоткрыл одеяло и застыл от ужаса. Лицо жертвы было неузнаваемо из-за глубоких ожогов, причиненных ему заплечных дел мастерами; запах горелого мяса был невыносим. Только тут я понял, откуда шел тошнотворный запах, который я почувствовал сразу при входе в дом. — Кто это сделал?- спросил я. — .Я,-ответил Родзаевский. Несчастного Кофмана подвергли чудовищным пыткам. Спер-ва ему поджигали руки и ноги, а затем буквально изжарили лицо. Когда же он стал кричать от невероятной боли, они забили ему в рот такой кляп, что он задохнулся. По возвращении я доложил начальнику обо всем, что уви-дел и узнал. Мой рассказ не произвел на него особого впечатления. Он лишь заметил: "Жаль, что все это зад а р о м". Японские жандармы разрезали труп убитого на четыре части и вьбросили их в яму, в которую сбрасывались тела наркоманов, найденные на улицах Харбина. И все же японская жандармерия продолжала вести перего-воры с семьей Кофмана о выкупной сумме. Через три недели после зверского убийства Кофмана его жена выплатила япон-цам 18 тысяч долларов... На службе у жандармерии и прочих японских полицейских органов подвизалось столько конкурировавших между собой шаек головорезов, что харбинские жители боялись выхо- дить из дому. Для вымогательства денег у советских граждан японцы не утруждали себя похищениями; они попросту обвиняли их в коммунистической деятельности и пропаганде, а затем бро- сали в тюрьму, требуя выкупа. Вероятно, это-то и имели в виду японские дипломаты, когда они пытались заверить весь мир в том, что не нарушат прин- ципа "открытых дверей". Дверь в тюрьму--единственная дверь, которая открыта для всех. Девиз японцев гласит: "Деньги на бочку -или дверь останется закрытой". В статье, озаглавленной "Япония создает новую колонию", Эдгар Сноу пишет: "Харбин, когда-то жизнерадостный город, теперь стал царством ходячей смерти... Быть может, ни в одном другом большом городе мира жизнь не стала такой опасной.Жители Харбина не смеют выходить безоружными даже среди белого дня. Нападения грабителей, кражи, убийства и похищения стали обычным явлением. Консулы иностранных держав вынуждены завести телохра-нителей. При посещении Харбина я отправился однажды на берег Сунгари с членом американского конгресса Тинкхэмом путешествовавшим по Маньчжурии. Мы зашли в гости к кон-сулу Джорджу Хэнсону. На маленьком столе перед крыльцом домика мистера Хэнсона был сложен небольшой арсенал вин-товок и пистолетов. Вокруг его дома стояли телохранители. Владелец отеля "Модерн", в котором я остановился, был в большом горе в связи с недавним исчезновением своего сына Семена Каспе, талантливого пианиста, французского под- данного. Его похитили белогвардейские бандиты,которые грозили отрезать пианисту пальцы, если отец не даст 300 тысяч долларов выкупа. Впоследствии они отрезали ему уши и убили его. Много других жертв находится еще в руках бандитских шаек". Дело Каспе Из всех дел, к которым я имел отношение, похищение моло-дого Каспе вызвало наибольшую международную сенсацию. А я имел такое близкое отношение к этому делу, что оно едва не стоило мне жизни. Иосиф Каспе, отец жертвы, прибыл в Харбин в 1905-1906 гг. Он открыл здесь небольшую часовую мастерскую, которая через несколько лет выросла в ювелирный магазин В 1932 году, к моменту японской оккупации, старик Каспе имел крупный магазин драгоценностей и был единственным владельцем отеля "Модерн". Кроме того, он состоял пред- седателем акционерного общества, объединявшего целую группу театров. Состояние Каспе оценивали по-разному: от полумиллиона до нескольких миллионов долларов. Иосиф Каспе имел одну слабость: он любил поговорить о себе, о своих миллионах, а также о двух сыновьях,кото-рые учились во Франции, - один в Парижском университете, а другой в консерватории. Он любил хвастаться тем, что его сыновья составляют гордость тех заведений, где они учатся. Его сыновья приняли французское подданство. Каспе, ни минуты не откладывая, переписал отель "Модерн" и все свои зрелищные предприятия на имя сыновей, так как он заметил, что японцы проявляют необычный интерес к его имуществу. После этой операции на крышах отеля "Модерн" и всех театров Каспе взвился французский трехцветный флаг. Японцам, конечно, не понравилось, что эти доходные предприятия перешли под сень французской юрисдикции, тем более, что они уже заранее предвкушали удовольствие при-брать их к рукам. Мой начальник еще в начале мая 1933 года выразил намерение похитить Каспе. Но он понимал, что это не легкое дело. Каспе редко выходил из дому, а когда и выходил, то обязательно окруженный телохранителями. Его квартира в первом этаже отеля "Модерн" была превращена в кре-пость: в окна и двери были вставлены толстые стальные решетки, внутри и снаружи дом оберегала целая туча тело-хранителей. Когда молодой Семен Каспе окончил консерваторию в Па-риже, он приехал погостить в Харбин. Старик Каспе не остановился перед затратами для устройства концертов свое-го сына в лучших театральных залах Шанхая и Токио. После этого сын вернулся домой. Харбинская жандармерия немедленно начала слежку за молодым Каспе. Последний не допускал мысли, чтобы его - французского подданного-кто-нибудь посмел похитить. Как он ошибался! 14 августа 1933 года начальник спросил меня об отношениях между французским консулом Рейно и семейством Кас-пe. Я ответил, что, насколько мне известно, никакой дружбы между этими домами нет. - Мне и самому так кажется,- сказал начальник.-Так или иначе, французский флаг нас не остановит... Поэтому я уже дал жандармерии приказание похитить молодого Каспе, который, по донесениям моих агентов, возвращается домой поздно; но для того, чтобы никто не заподозрил японцев, я решил, что похищение должно быть осуществлено китай-цами. Как только мой план будет разработан, я введу вас в курс дела, с тем чтобы вы поручили Ину отобрать восьмерых лучших его людей для этого предприятия. 17 августа 1933 года начальник приказал мне отправить Ина с его пятьюдесятью людьми в карательную экспедицию в деревню Тонайчжоу, в 100 километрах к северо- западу от Харбина, где были убиты японские унтер-офицер и жандарм. Так как начальник не касался дела Каспе,то я решил,что он отказался от своего плана. Через восемь дней мой агент № 1 сообщил мне, что ходят слухи о похищении молодого Семена Каспе. Я отправился с этим сообщением к начальнику, который с обычной своей саркастической усмешкой ответил: - Я тоже об этом слышал... Но подробностей не знаю. Что же касается вас, то беспокоиться вам незачем. Я уже поручил другим агентам расследовать это дело. Я знаю,что вы очень заняты... Через несколько дней дело будет кончено. В тот же вечер мои агенты подробно донесли мне о том, как произошло похищение, и сообщили имена людей,при-частных к этому преступлению. По имеющимся сведениям дело происходило так. Японская жандармерия организовала похищение через сек-ретаря-переводчика Накамура и полицейского инспектора Мартынова. В распоряжении последнего находилась шайка из пятнадцати преступников, подобранных с помощью Родзаев- ского, редактора гнусной газетки "Наш путь" и главы "фа-шистского клуба", из числа членов которого японцы вербо-вали агентов. План похищения был разработан в штабе "фашистского клуба". В течение нескольких дней,предшество-вавших похищению, один белогвардеец, по национальности грек, уже несколько месяцев следившей за постояльцами отеля "Модерн", подробно информировал Накамура о жизни Семена Каспе. Молодой человек почти каждую ночь отправ-лялся из дому с определенными девушками.Имена и адреса этих девушек были установлены, равно как и названия улиц по которым молодой Каспе проезжал в своем автомобиле. Молодого Каспе похитили около полуночи 24 августа 1933 года, в тот момент, когда он остановил свою машину возле дома молодой особы, которую он подвозил. Его укрыли в потайном месте вблизи Харбина. На следующий день жандармерия потребовала у Каспе 300 тысяч долларов выкупа. Старик категорически отказался платить. Последовали долгие бесплодные переговоры.Каспе соглашался уплатить лишь несколько тысяч долларов, и только после освобождения сына. Он был непреклонен.На него не действовали даже угрозы убить его сына. Прошло больше месяца. 28 сентября отцу были присланы отрезанные уши его сына, но и это зловещее свидетельство не поколебало решимости Каспе. Он попрежнему соглашался уплатить только 35 тысяч долларов до освобождении сына. Французский консул отправил ноту протеста японским вла- стям. Последние ответили, что предпринимают все возможное для того, чтобы найти молодого Каспе. Так как французский консул ограничился тем,что написал письмо японцам, то вице- консул Шамбон, понимавший, что японские власти пальцем о палец не ударят, предпринял поиски сам. Он привлек к этому делу нескольких агентов. Вскоре Шамбон установил обстоятельства похищения. Тогда он поручил своим помощникам доставить в консульство не-коего Комиссаренко, самого молодого из бандитов, участвовавших в похищении Каспе. Доставленный в консульство Комиссаренко не только признался в похищении, но в пись-менном виде изложил его обстоятельства и подписался. После этого Комиссаренко был освобожден. На следующий день вице-консул отправился к начальнику полиции и вручил формаль-ное обвинение против всех лиц, замешанных в похищении, а также копию показаний Комиссаренко. На следующий день две японские газеты, выходившие на русском языке, "Харбинское время" и "Наш путь", подняли бешеную кампанию против Шамбона, Эта кампания велась в течение нескольких недель. В конце концов один из членов "фашистского клуба" вызвал вице-консула на дуэль. Сведения о похищении Каспе проникли за границу. Американские, английские и французские газеты заинтересовались этим новым злодеянием японской военщины. Токио, которое иногда считает выгодным прислушиватъся к общественному мнению, приказало закончить дело. Мой начальник был вы-нужден отдать приказ об аресте, похитителей. 9 октября Мартынова и Шандара заключили в тюрьму. Однако осталь-ных оставили на свободе под предлогом невозможности их разыскать. Оба арестованных отказались указать местопре-бывание молодого Каспе. Пока Семен Каспе находился в плену, между его отцом и жандармерией происходили переговоры. Жертва посылала отцу через бандитов десятки писем, но старик Каспе, несмотря на мольбы сына, оставался непоколе-бимым в своей решимости ничего не платить, пока его сын не будет освобожден. Уверенный в своем могуществе, он даже хвастался, что бандиты вернут его сына и не получат притом ни копейки... О, нет, они еще будут извиняться! Это хвастовство сыграло роковую роль. Когда начальнику доложили об этом, он тихим голосом сказал: -- Каспе не увидит своего сына, даже если заплатит МИЛЛИОН. Была и другая причина, по которой японцы не могли оста- вить его в живых. Семен Каспе уже узнал о том,что его похитили японцы. 3 декабря жандармерия объявила, что Семен Каспе убит. Его тело было найдено в небольшой яме, прикрытое тонким слоем земли. Я никогда не видел более ужасного (зрелища. Дни,проведенные в плену японских вымогателей, превратили его почти в скелет. За мной следят Возмущение жителей Харбина дошло до крайних пределов. Японские военные власти открыто обвинялись в похищении и убийстве Каспе. Происходили демонстрации. В день похо-рон жертвы из Цицикара прибыло 250 жандармов и целый полк японской пехоты для усиления местных полицейских органов. Харбин не видел таких похорон. Несмотря на приказы японских властей о том, чтобы траурная процессия не про- ходила по главным улицам, несмотря на крупные воинские и полицейские наряды, все население Харбина следовало за катафалком до кладбища. Слышались крики: "Смерть япон- ской военщине! Смерть диким зверям!" Председатель ряда ев- рейских обществ, доктор Кауфман, произнес надгробную речь. Он проклял трусливых убийц Семена Каспе и тех, кто,оста- ваясь за кулисами, покровительствовал им. На следующий день доктора Кауфмана вызвали в японскую военную миссию. Его обругали и пригрозили изгнать из Маньчжурии. Японские военные власти отказались выдать суду шесте-рых похитителей и для вящей безопасности поместили их в тюрьму уголовной полиции, где они пробыли 15 месяцев. В тюрьме преступники находились на особом режиме.Им приносили еду из соседнего ресторана, ежедневно к ним в гости приходили друзья и родные. Были слухи, что по ночам они даже выходили на волю, занимаясь столь прибыльным для жандармерии ремеслом преступников. Я имею основание думать, что так оно и было. Однажды ночью в июне 1934 года мы с жандармским май- ором Xapa, двумя белогвардейскими осведомителями, четырь- мя японскими жандармами и 25 иновскими хунхузами произ- водили обыски в домах советских граждан в Ашехэ, в не- скольких километрах от Харбина. Внезапно мы заметили приближавшуюся по проселку группу людей. Майор Хара приказал нам всем спрятаться и подпу-стить эту группу поближе. Через несколько минут с винтов-ками наперевес мы окружили ее. От группы отделился япо- нец, Пока он давал какие-то объяснения майору Хара, я подошел" поближе и увидел двух европейцев - мужчину и женщину, со связанными за спиной руками. В числе конвоиров я узнал двух известных мне похитителей Каспе - Шан-дара и Кириченко. После короткой беседы майор Хара разрешил группе следовать дальше. Я так и не узнал, кто были эти пленники... Французский консул, семья Каспе и иностранная печать продолжали настойчиво требовать предания суду убийц Каспе. Наконец, из Токио прибыло распоряжение, чтобы шестеро преступников были переданы судебным властям Маньчжоу-Го. Обвинительное заключение составил Эгуци, пресловутый шеф уголовного департамента. Этот субъект платил 100 тысяч долларов в год за свой пост и был тайным сообщником всех японских бандитов. Составленное им обвинительное заклю-чение останется непревзойденным образчиком человеческой гнусности. Шестеро преступников характеризовались в этом документе как "честнейшие и превосходнейшие граждане", "истинные патриоты", которые посвятили почти всю свою жизнь "борьбе с коммунизмом". Если они и похитили Каспе, то не из личной корысти, а лишь для того, чтобы обеспечить антикоммунистические организации "необходимыми денеж- ными средствами" для продолжения их "борьбы с большевиз- мом". Поэтому, дескать, этих людей нельзя причислять к бандитам и т.п. "Обвинительное заключение" вызвало чувство отвращения дже у некоторых японских офицеров. Итак, шестеро обвиняемых были преданы "верховному суду". Суд в Маньчжурии, как известно, находится под контролем японских "советников". Однако на этот раз китайский судья в Харбине осмелился не согласиться с японцами и потребо- вал выяснения всех обстоятельств преступления. Не удовлет- ворившись заявлениями японцев, он хотел самостоятельно выяснить ряд подробностей. Однако это оказалось, очень трудной задачей, так как японцы имели всюду своих осведо- мителей и шпионов. Именно по этому поводу обратился ко мне мой начальник. - Известно ли вам, что председатель верховного суда пытается собрать сведения о прошлом шестерых обвиняемых? Повидимому, он питает сомнение насчет достоверности об-винителъного заключения, подготовленного Эгуци. Он думает, что он хитрее нас... Посмотрим! Я уведомил все полицейские органы, что если кто-нибудь из членов суда обратится к ним за информацией, то они должны отсылать их к об- винительному заключению составленному Эгуци. Я подозре- ваю, однако, что председатель суда постарается добыть све- дения из неофициальных источников. Вот здесь-то и начи- нается ваша работа. Установите наблюдение за домами трех членов суда и арестовывайте всех подозрительных людей, которые будут бывать у них дома. Я не желаю допустить еще одно дело Шамбона. (Шамбон, французский вице-консул разоблачивший истинных похитителей Каспе, был объявлен японцами "нежелательной персоной", после чего французское правительство перевело его в Тяньцзинь.) Таким образом, на меня была возложена задача спасти головы сообщников моего шефа. Для этого я должен был скрыть правду от суда. На следующий день с помощью одного друга я познако-мился с одним из членов суда. Последнему я предложил дать все необходимые сведения об обвиняемых. Через неделю я пе-редал ему все документы, устанавливавшие полную непричаст-ность обвиняемых к политической деятельности; из этих доку-ментов было ясно, что это отъявленные головорезы и рециди-висты, что Мартынов за полгода до этого преступления,по приказанию начальника жандармерии, убил около десяти жителей Харбина, что Шандар и Кириченко являются вла-дельцами публичных домов и торговцами белыми рабынями, что вся эта кучка негодяев принадлежит к банде убийц со-стоящих на службе японской жандармерии. Пока длилось судебное следствие, судьи часто тайком сно-сились со мной для получения необходимых разъяснений и уточнений. По мере хода судебного следствия японцы все больше становились втупик по поводу обширных сведений, имевшихся у суда. 26 февраля я получил следующее письмо от главы "фа- шистской партии" и редактора гнусной газетенки "Наш путь": "Г-ну Веспа. ' Наша партия считает, что вы действуете вразрез с нашими интересами и на пользу евреев. Человек, занимающий такое высокое положение, как вы, должен отдавать отчет в своих поступках. Настоящим предупреждаем вас, чтобы вы прекратили дея- тельность, направленную против людей, которых мы считаем братьями и патриотами. Глава фашистской партии , К.В. Родзаевский Харбин, 26 февраля 1936 г." Это письмо озадачило меня. Неужели ктo-нибудь видел,что я ночью посещал судью. Неужели кто-нибудь из членов суда выдал меня? И что именно в таком случае стало известно? Предпочитая встретить опасность лицом к лицу, я отнес письмо начальнику. Тот, ухмыляясь, сказал: - Не принимайте этого письма к сердцу. Вы же знаете, что Родзаевский дурак. Вероятно, кто-нибудь видел вас, ког да вы проверяли ваших агентов, поставленных у квартир членов суда, и решил, что вы и есть тот человек, который поставляет информацию об обвиняемых. Убедившись, что начальник меня ни в чем не подозревает, я сказал: - Несколько раз после судебных заседаний я заходил на квартиры к членам суда, чтобы перехватить какие-нибудь письма или записки, которые смогли бы навести нас на след человека, информирующего их. Начальник позвонил кому-то по телефону. Он в течение нескольких м инут говорил по-японски, а потом обратился ко мне. - Я только что звонил начальнику жандармерии и велел ему передать Родзаевскому, чтобы тот не вмешивался в чу- жие дела и что вы ходили к членам суда на основании моих указаний. Около часу ночи 4 марта 1936 года я выходил из китай- ского монастыря. Я нанес визит одному высокопоставленному китайцу, которого японцы заставили поступить в монахи. У выхода я едва не столкнулся с неким Фотопуло, греком- шпионом, которого японцы отрядили для работы в отеле "Модерн". Я иронически приветствовал его: — Что поделывает мистер Фотопуло в этих краях ночью? — Я был здесь недалеко у друзей и несколько задержал ся... А вы, мистер Веспа? Чем вы могли быть заняты в мона стыре в такой поздний час? -Вам, должно быть, известно, что в монастыре есть не-мало интересующих нас людей, и в мою обязанность, помимо прочего, входит наблюдение за ними. Я часто прихожу сюда ночью, так как обычно побеги совершаются именно в это время. - Ночь не плохое время и для заговоров, Шутка мне не понравилась. Этот невежественный грек, который заслуживал лишь места официанта в публичном доме, пытался меня перехитрить. Я решил поставить его на место. - Мистер Фотопуло, мне уже давно хочется поговорить с вами, если вы завтра утром свободны, то зайдите ко мне часов в одиннадцать. Вы не пожалеете. -- С удовольствием, мистер Веспа, с удовольствием. Буду непременно. На следующий день, когда мы с ним уселись на скамейку в моем саду, я приступил к делу: - Мистер Фотопуло, я не знаю и не хочу знать, что вам известно обо мне, но только не забывайте одно. Семнадцать лет назад вы прибыли в Харбин босым и голым. Китайцы от-неслись к вам как к родному, они помогали вам, они поста-вили вас на ноги. Как же вы отплачиваете им за их доб-роту?.. Обратимся к фактам. Вы служите японцам не за страх, а за совесть. Вы единственный европеец, который обратился со смиренным верноподданическим письмом к Пу-И во время его коронования. Не проходит дня, чтобы вы не совершали какого- нибудь злодеяния в отношении китайцев. Но и этого вам мало. Вы пытаетесь причинять вред тем,кто остался преданным китайцам. Ваше поведение вызвало воз-мущение одного моего друга, который просил меня устроить встречу с вами, чтобы предупредить вас. С этими словами я обратился к китайцу, который с равно-душным видом стоял неподалеку, глазея на прохожих. - Мистер Ин,- позвал я его. Ин подошел и вежливо поклонился Фотопуло.После, того как я представил их друг другу, Ин заговорил спокойным ледяным тоном: - Мистер Фотопуло, мой близкий друг, мистер Веспа рассказал мне, что вы интересуетесь делами, не имеющими к вам отношения. Ваше поведение нарушило покой мистера Веспа. Так вот, мистер Веспа является моим названным бра- том, и я обязан заботиться о том, чтобы он спал спокой- но. Однажды, когда некая личность нарушила его мирный сон, она была приглашена мною в гости, и я обошелся с нею столь любезно, что по истечении недели она умоляла меня пристрелить ее. Мне не хотелось бы видеть вас в таком же положении мистер Фотопуло... Жизнь так прекрасна! Погля- дите вокруг! Идет весна... Распускаются цветы... Я надеюсь что с мистером Веспа ничего не случится, ибо в противном случае не пройдет и одного часа, как вы будете моим гостем и последнюю неделю своей жизни проведете со мной. Ин откланялся и ушел. Шпион-грек был смертельно напуган. Он сидел, уставив глаза в землю и бормоча: "Ин?.. Ин?.." Наконец, взглянув на меня, он истерически завопил: - Мистер Веспа! Клянусь вам, у меня в мыслях не было чем-нибудь навредить вам. Я только выполнял приказ .Нака- мура. Накамура настроен против вас. Он заявил, что хочет добиться вашего ареста... Он убежден, что это вы информи-ровали суд об обстоятельствах дела Каспе и что вы виновны в том, что имя Накамура дважды фигурировало на судебном следствии. - Кто сказал Накамура, будто я информировал суд? - Я не знаю... Я ему не говорил. Умоляю вас, скажите Ину,.что я против вас ничего не имею... Остерегайтесь этого Накамура. Конечно, я осадил Фотопуло, но успех мой был временным, я знал это. Уже через несколько месяцев ему суждено было взять реванш, а мне - едва не расстаться с жизнью. Приговор над похитителями Семена Каспе был вынесен в июне. Несмотря на все старания японцев, им не удалось объяснить преступную деятельность обвиняемых "патриотическими и политическими побуждениями". Китайские судьи ничего не могли усмотреть в этом деле, кроме бандитизма. Признав обвиняемых виновными в похищении и убийстве, суд приговорил четверых преступников к смертной казни, а двух - к пожизненному заключению. весь город приветствовал этот приговор, однако торжество было недолгим. Через два дня мой начальник арестовал председателя суда, после чего приговор был объявлен недействительным. А еще через шесть месяцев японский суд прекратил дело и постановил выпустить преступников на свободу. как "лиц, действовавших из патриотических побуждений". Деньги-скорей и проще Похищения являются лишь небольшой отраслью грабительского предприятия японских колонизаторов по высасыванию крови из Маньчжурии. Превыше же всего - лозунг "дорогу японским товарам!" Каждая лавка в Маньчжоу-Го обязана торговать японскими изделиями. Крупные японские фирмы поставляют товары всем магазинам и забирают выручку. Раз в неделю представитель фирмы является в лавку и проверяет конторские книги. Если японские товары не проданы или их продано слишком мало, то на сцену выступает японская жандармерия, которая немедленно закрывает лавку. Таким образом прокладывается "дорога японским товарам" не только в китайские магазины, но также и в американские, английские, французские. Национальность роли не играет: "дорогу японским товарам!" Такова политика Японии. Японцы, в руках которых находится контроль над таможнями Маньчжоу-Го, приложили все усилия к тому, чтобы прекратить доступ иностранным товарам. Даже в том случае когда, после бесконечных проволочек и препятствий ино- странные товары вывозились из таможенного склада,они оказывались совершенно испорченными и в продажу посту- пить не могли. Если это были вина, то бутылки оказывались разбитыми, если текстиль, то весь в пятнах. Точно так же ломали станки, прокалывали консервные банки, снимали обру- чи с бочек, распарывали мешки и т. п. Фирма "Чурин и К°" - торговое предприятие, универсаль- иые магазины которого были рассеяны по всей Маньчжурии,- находилась под контролем "Гонконг-Шанхайского банка", владевшего акциями предприятия, на сумму 5 миллионов дол- ларов поэтому над чуринскими магазинами развевался ан- глийский флаг. Японцев очень злило, что они ничего не мо- гут сделать против "Гонконг-Шанхайского банка". Все же надо было что-то предпринять, чтобы подорвать такое мощ- ное торговое предприятие. И вот японцы арестовали пред- седателя акционерного общества и троих крупных акционе- ров вместе с их женами. Всех арестованных подвергали не однократным избиениям и пыткам, пока они не согласились на выставленные японцами условия. В Харбине выходили две газеты на английском языке. Одну из них - "Харбин Геральд" - редактировал английский журналист Ленокс Симпсон. За допущенную им критику японцы запретили его газету,конфисковали весь набор и машины, а самого Ленокса Симпсона выслали из Маньчжоу- Го. Он отправился в Дайрен и предъявил там судебный иск за конфискованное имущество. По делу Симпсона были сде- ланы запросы в английском парламенте. Лондон отправил в Токио протест, но добился этим не больше, чем собака лающая на луну. Япония категорически отказалась выплатить какую-либо компенсацию. Вторая выходящая в Харбине английская газета-"Харбин Обсервер" - редактировалась Хейтоном Флитом. Хотя по- следний ни разу не пропустил на страницы своего "Обсервера" какой либо критики по адресу японцев, это ему не помог- ло. Его неоднократно вызывали в главный штаб, осыпали угрозами, оскорблениями и даже объявили под бойкотом. В конце концов Флит уехал из Маньчжоу-Го. Хотя японцы повсюду трубили, что решения Лиги наций их совершенно не интересуют, но когда был опубликован доклад комиссии Литтона, они пришли в форменное исступле- ние. Больше всего бесила японскую военщину мысль о том что все их хлопоты и приготовления, направленные к одура- чиванию комиссии. Литтона, вся эта шумиха и кукольные представления,сопровождавшиеся тысячами арестов и мо-билизацией тысяч полицейских агентов,которыми кишели маньчжурские города, все это пошло впустую. На следующий день после опубликования доклада комиссии, когда я пришел к моему начальнику, он оглядел меня с головы до ног и спросил: - Читали ли вы про доклад комиссии? Я ответил, что читал. - Если вы в самом деле читали,- заявил он,- и если вы понимаете, что означает для нас этот доклад, вы должны были бы покончить жизнь самоубийством. Можете идти... Мне больше нечего сказать. Два дня я не являлся к моему начальнику, обдумывая свое самоубийство в тиши. За мной не посылали. Наутро треть-его дня я был экстренно вызван. (Вызовы всегда почему-то были экстренными.) Когда я вошел в его кабинет, я застал там еще одного японца,- Начальник пожал мне руку и предложил сесть. Затем он сказал: - Мистер Веспа, меня отзывают в Японию. Завтра я уез- жаю. С сегодняшнего дня вашим начальником будет вот этот джентльмен. Я ознакомил его с вашей работой и с вашими положительными качествами. Думаю, что вы будете работать, быть может, даже лучше, чем со мной. Я обменялся несколькими поклонами с моим новым на-чальником. Это был типичный монгол со щетинящимися усами, лет пятидесяти. Тонким фальцетом он сказал по-русски: - Мистер Веспа, если я не ошибаюсь, мы с вами встреча- лись в 1918 году в Иркутске. Вы были там с одним англи- чанином, майорам Стивенсом, и капитаном Веббом, канад цем. Я был там с японской военной миссией. Я сказал, что не припоминаю, чтобы мне приходилось-встречаться с ним в то время. - Приходите ко мне завтра, в десять утра. Сейчас .мне нужно принять других агентов. Мой старый начальник проводил меня до ворот сада и заверил в своем глубоком восхищении. Он заявил, что не со-мневается в большой будущности, ожидающей меня... "Я дал вашему новому начальнику высокий отзыв о вас и убежден, что вы ему понравитесь... До свидания. Надеюсь, что вы сохраните обо мне добрые воспоминания". Я заявил, что не забуду его, и мы пожали друг другу руки. Первыми словами, с которыми новый начальник обратился ко мне на следующее утро, были такие слова: - Доклад комиссии Литтона явился причиной того,что многие офицеры потеряли свои посты. К их числу относится и ваш бывший начальник. Принимая руководство японской разведкой в Северной Маньчжурии, я уволил множество глав- ных агентов и сохранил только, тех, кто, как я надеюсь,бу- дет хорошо работать. Вы - один из них. Теперь выслушайте внимательно, что я вам скажу. Сейчас многие взваливают вину за решение Лиги наций на японские власти в Maньчжу- рии, которые не помешали комиссии получать тысячи писем и иметь сотни интервью. Я этому не верю.Если бы даже комиссия Литтона не получила ни одного письма и не имела бы ни единого интервью, ее заключение все равно было бы направлено против Японии. Лига приняла свое решение, а мы примем свое. Вот моя программа действия. Начиная с этого дня, евреи и все, кто им симпатизирует, должны забыть, что такое покой. Их сле-дует без зазрения совести преследовать, мучить, унижать, оскорблять. Мы должны сделать их жизнь невыносимой Я приказал двум нашим газетам начать беспощадную кам-панию против евреев. Богатых евреев следует похищать еже-дневно и заставлять платить; но не маленькие суммы,как делал мой предшественник, а крупные. С этой поры начи-нается самая беспощадная война... Где сейчас китаец Ин? — Он находится в окрестностях Хейлуна с 500 своих людей. — Что он там делает? — Он очищает четыре китайские деревни, чтобы освобо- дить место для 650 японских колонистов, которые должны прибыть сюда через несколько дней. — Сколько времени он там находится? - Две недели. - Две недели?.. Чтобы выгнать несколько сот китайцев, ему потребовалось две недели! Для такого дела должно было бы хватить два дня! Телеграфируйте ему, чтобы он передал командование лейтенанту и явился в Харбин с пятьюдесятью людьми... Как он и говорил, на следующий день "Харбинское время" и "Наш путь" открыли кампанию клеветы против евреев. Доктор Кауфман, крупный ученый, ежедневно в течение многих-месяцев подвергался оскорблениям на страницах oбеих принадлежащих японцам газет. На улицах его часто изби-вали подосланные японцами белогвардейцы. Прибывшему в Харбин Ину с его пятьюдесятью людьми было поручено похищать богатых китайцев для получения крупных выкупов. Остальная часть его шайки разбилась на две группы: одна работала на линии Харбин-Пограничная, где она непрестанно нападала на поезда, чтобы прекратить экспорт советских товаров через Владивосток, другая группа действо-вала в районе к северу от Иланя (провинция Гирин), где она терроризовала китайцев, чтобы заставить их покинуть свои плодородные земли и очистить место для японских поселенцев. Свыше 200 тысяч акров земли было конфисковано у китайцев под предлогом, что их купчие неправильны. Китайцы, согласившиеся добровольно отказаться от своей земли, получали по одному доллару за акр; тот, кто не соглашался уступать свою землю за бесценок, попросту изгонялся. Но японские бандиты часто наталкивались на серьезное сопротивление. В марте 1934 года одной банде было приказано выселить китайских крестьян в районе Далуншань. Кре-стьяне трех деревень совместно с батальоном партизан уже ждали бандитов. Произошла жестокая схватка, в результате которой бандиты бежали, оставив свыше ста убитых. Японское командование рассвирепело; оно приказало полковнику, командовавшему гарнизоном Иланя, послать взвод солдат к. Далуншаню, соединиться с находящимся там гарни-зоном и разбить китайских повстанцев. Гарнизон Далуншаня состоял из маньчжурских солдат, во главе с китайцем по имени Ли Ио-чун. Когда японский полковник прибыл туда со своим взводом японских солдат, он обнаружил, что весь гар-низон перешел на сторону крестьян, Полковник и его взвод были уничтожены. Через месяц десять японских самолетов в течение двух дней бомбардировали восставшие деревни, превратив их в сплошные развалины; затем пришли японские войска, а за ними и японские "поселенцы". Что представляли собой "поселенцы"? Согласно заявлениям японского генштаба, в качестве "поселенцев", отбирались люди, обладавшие высокими "моральными и физическими качествами" и формально обязавшиеся вести "холостяцкую жизнь" в течение двух лет. Можно было подумать, что "поселенцы" состояли из честных, трудолюбивых молодых людей. В действительности это были бездельники, от которых их сограждане были рады избавиться. Они не имели ни малейшего понятия о возделывании соевых бобов, гаоляна, земляных орехов и других местных культур. Они не могли, да и не хотели, работать. Но стоило ли об этом беспокоиться?.. Здесь еще оставались китайские крестьяне, умевшие работать.,. И амбары этих крестьян разграблялись. Японские жандармы и солдаты, находившиеся тут же рядом закрывали на это глаза или даже брали грабителей под свою защиту. Сотни китайских крестьян потеряли таким образов весь урожай. Более того, японские "поселенцы", не довольствуясь этим, похищали также молодых женщин. Некоторые японские "поселенцы", опасавшиеся участвовать в налетах на китайских крестьян чтобы не рисковать своей шкурой, довольствовались тем, что заставляли работать на себя целые семьи китайцев. В этих случаях батраки полу-чали в качестве платы такое количество пищи, которое хва-тало лишь на то, чтобы удержать душу в теле.И урожай и девушки стали собственностью японских "помещиков". 26, октября 1935 года представитель жандармерии майор Иноуэ, капитан Исобэ (от юридического департамента) и я в сопровождении двадцати солдат отправились для paссле-дования обстоятельств смерти семи японских "поселенцев" убитых в окрестностях Датункоу. Как обычно, ни каких улик найти не удалось, и майор обещал подвергнуть деревню бом-бардировке. На обратном пути мы встретили вблизи Пудя-опына 40-45 китайцев, мужчин, женщин и детей,конвои-руемых восемью японскими жандармами и несколькими япон-скими "поселенцами". Майор Иноуэ остановил их и спросил что это за люди. Один из японцев, вероятно старший, спо-койно ответил, что это его работники, бежавшие два дня тому назад. Жандармы поймали их и теперь гонят назад на ферму. На несчастных беглецов было жалко смотреть я видел,что многие из них были жестоко избиты; их руки и лица были покрыты запекшейся кровью. Майор Иноуэ ничего не сказал; эта встреча абсолютно ничем не удивила его. Но, несмотря на аресты, пытки, убийства, конфискации, по- хищения, карательные экспедиции и резню, Маньчжурия про- должала героически сопротивляться японским зазоеватвлям. Японцы убивали и выгоняли китайцев из их деревень, аабывая о том факте, что эти деревни своим процветанием были обя- заны китайцам. Китаец, работавший на себя, конечно, соби- рал значительно больший урожай, чем китаец, вынужденный работать под угрозой смерти. Поток китайских переселенцев из Шаньдуна полностью прекратился. Больше того,жесто- кости японцев заставили сотни тысяч китайских крестьян бежать в Китай. В такой же мepe пострадала вся горная промышленность. Это явление находило свое объяснение в словах: "Зачем работать для того только, чтобы быть ограбленным японцами!" Но самым худшим для японцев было бремя военных расхо- ДОВ, которое они взвалили на себя. Японцы рассчитывали, что после одного года оккупации для поддержания "порядка" в Маньчжурии будет достаточно двух дивизий и жандарме-рии, они надеялись подавить партизанское движение в не-сколько месяцев. Но их надежды не оправдались. Орешек, оказался слишком крепким. Несмотря на огромное количество японских войск и десятки тысяч полицейских,, партизанское движение в Маньчжурии развито сейчас больше, чем когда-либо. Мой новый начальник постоянно твердил одно: "Добывайте больше денег... Добывайте их любой ценой!" - Наша первая задача,- говорил он мне,- облегчить бремя наших огромных военных расходов. Мы захватили Маньчжуриюа не для того, чтобы тратить на нее миллионы... Все наши расходы, все расходы оккупационной армии должны оплачиваться маньчжурами. Добывайте деньги! Усиливайте шантаж! Умножайте монополии! Арестовывайте больше лю-дей! Займитесь как следует похищениями... Больше пехище-ний! Больше и большие выкупы! Деньги... Японская армия должна иметь деньги,.. Жандармские офицеры должны бы- стрее наполнять свои карманы. Полицейской службе нужны деньги... Много денег... Надо приниматься за дело и прини-маться как следует!! И оккупанты принялись за дело. Похищения умножились. Над всей Маньчжурией нависла тень кошмара. Никто абсо- лютно не верил в хитроумные басни о том, что за эти пре- ступления будто ответственны бандиты. Все знали, что под- линными похитителями являются японские власти. Протесты, которые сперва передавались шопотом, теперь выражались громко и открыто. Их заявляли и некоторые ино- странцы. Посколъку это входило в круг моих обязанностей, я инфор-мировал об этом Начальника. Он спокойно ответил, что ку-дахтанье публики его не интересует. Если иностранцам не нравится в Маньчжоу-Го, они могут убираться. Однако с течением времени общественное возмущение при-няло столь острые формы, что даже мой начальник был вы-нужден обратить на это внимание. Повидимому, он получил инструкции из Токио... Начальник созвал всех руководителей полиции на тайное совещаниe, на котором положение было обсуждено и приняты решения о необходимых мероприятиях. Через два дня начальник уголовной полиции опубликовал во всех газетах следующее извещение: "Мы, наконец, установили, кем являются похитители, которые в течение некоторого времени терроризировали Харбин и окру- жающие районы. Это два известных преступника - Валецкий и Мандрыков. Полиция напала на их след; через несколько дней или даже часов они будут пойманы и привлечены к от- ветственности". После опубликования этого изумительного извещения уго-ловная полиция начала снабжать газеты "дополнительными фактами" и "подробностями" о различных "ужасных преступ-лениях", совершенных этими двумя "волками в человеческом образе", похитившими стольких людей. Каждая статья кон-чалась заявлением, что скоро "ужасные преступники" будут посажены за решетку. Произвели ли эти наивные японские фальшивки впечатле-ние на публику? Никакого. Всем ясен был этот обман,так как все знали, что Валецкий только недавно был выпущен из тюрьмы, после того как он отбыл трехлетнее заключение за воровство, и что, естественно, он не мог совершить все эти похищения. А Мандрыков?.. Разве он не был всего лишь обыкновенным карманником, которому больше ничего нельзя приписать? Так что же означала вся эта комедия? Вскоре был получен ответ на этот вопрос. Однажды все харбинские газеты вышли с "экстренной вкладкой": оба "ужасно свирепых" и столь долго разыски-ваемых преступника - Валецкий и Мандрыков - были захва-чены полицией в небольшом домике в харбинсксм пригороде. Во время налета полиции разыгралась якобы жестокая схватка, в которой обе стороны обменялись больше, чем 150 выстрелами из автоматических револьверов и оба голо-вореза были в конце концов убиты представителями закона. Снова в течение нескольких дней газеты были полны под-робными реляциями об этой ужасной битве, о героизме поли-цейских агентов и об огромном количестве оружия и аму-ниции, найденном в логове бандитов... Теперь Харбин и Северная Маньчжурия могут дышать свободно. Ужасная угроза устранена. Оба ужасных похитителя убиты благодаря великолепному мужеству полиции... Между моим начальником и Токио, между Токио и Чанчунем, между различными на-чальниками полиции произошел обмен поздравительными те-леграммами... Был дан большой банкет в честь героических агентов полиции... Награды, повышения... Комедия за коме-дией. Что же случилось в действительности? Едва появилась первая статья, приписывающая Валецкому и Мандрыкову столько похищений, как инспектор уголовной полиции посоветовал им скрыться из Харбина на некоторое время и спрятаться в Саманном Городке (где они и были убиты) до тех пор, пока их невиновность не будет доказана. Оба простака попались в ловушку и были расстреляны из пулемета через окна. Они не имели оружия и, естественно не могли защищаться. Огонь был открыт по ним в то время как они завтракали. Валецкий получил 31 пулю в грудь, Мандрыков 19 пуль в спину. Я был свидетелем этого акта и видел потом их трупы. Жители Харбина и население всей Маньчжурии прекрасно понимали, зачем полиции нужно было это убийство. Так как похищения все же продолжались, мой начальник приказал цензуре изымать из газет все известия о них, а полиции было отдано распоряжение арестовывать всех уличенных в разговорах о похищениях. Распоряжения были вы-полнены. Однако похищения все усиливались, при этом мно-гие из жертв исчезали навсегда. Понятно, что разговоры не могли прекратиться. 8 апреля 1933 года генерал Лау Шу-Пан-си, миллионер, которого уже похищали по распоряжению моего первого на-чальника, был снова задержан по приказу моего нового на-чальника. Ему пришлось уплатить полмиллиона долларов за свое освобождение. Сделка была завершена в течение шести часов. Посредником служил я. В начале июня был похищен еврей Гаповецкий. Несмотря на пытки, он в течение трех недель отказывался уплатить выкуп. В конце концов, видя, что его решимость не сломить, жандармерия передала Гаповецкого однажды ночью двоим агентам, которые отвели его к Питомми, близ Харбина, убили там, а труп зарыли. И все же это не помешало жандармам обратитъся к вдове и заставить ее подписать распоряжение уполномачивающее их изъять из банка деньги, принадлежав- шие Гаповецкому. Банк отказал выдать деньги на том осно- вании, что у него нет доказательств того, что Гаповецкий умер. Но когда японской жандармерии представляется возмож-ность сорвать крупный куш, она не отступает. Если банку нужны доказательства смерти Гаповецкого, -- что ж, можно датъ их. По распоряжению жандармерии, тело было вьрыто, голова отрезана и положена на заранее указанное место близ реки, где на следующее утро она была "найдена" аген-том жандармерии. После этого банк вынужден был выплатить деньги, из которых жандармерия взяла себе половину. В середине июня 1933 года начальник передал через меня приказ Ину организовать экспедицию в Монголию, чтобы захватить семерых монгольских вождей. 9 июля Ин вернулся, привезя с собой пятнадцать монгольских вождей.Они про были в плену три недели. Китаец, служивший переводчиком во время переговоров с ними, рассказывал мне, что японское военное командование "выжало" из них 3 миллиона долларов выкупа. Ин получил 50 тысяч долларов в виде особого по- ощрения, Однако 16 июня 1936 года Ин, со всей своей бан-дой, остановил поезд, убил 21 японского солдата и двух офи-церов и забрал 300 тысяч долларов, которые банк Маньчжоу-Го в Харбине пересылал своему отделению в Цицикаре. Грабеж как монополия. В начале японской оккупации "советники" и "переводчики" назначались весьма поспешно. Когда же вскоре выяснилось что каждый член этой жульнической шайки вымогателей быстро становится богачом, положение изменилось. Японские военные власти не могли оставить без внимания это золотое дно. Посты "советников" и "переводчиков" начали получать те, кто предлагал большую сумму. Японец Николай Яги,став-ший "высшим советником" центрального полицейского бюро, уплатил японской военной миссии 50 тысяч долларов за свое место. Через два года Яги стал владельцем крупной не-движимой собственности и имел свыше 300 тысяч долларов наличными в банке. Наибольший доход приносил пост "выс-шего советника" уголовной полиции. Японец Эгуци, занимав-ший этот пост, составил огромное состояние, несмотря на то,что он выплачивал японским военным властям 100 тысяч долларов в год. "Переводчики" мелких полицейских участков платили за свои должности от 3 до 5 тысяч долларов в год. Японские колонизаторы, величайшие мастера подлости,не упускали ни малейшей возможности грабить маньчжурское население. У них была разработана целая система шпионажа за всевозможными семейными событиями и празднествами вроде именин, помолвок, венчаний, обедов, вечеринок и т.п. В надлежащий момент появлялась полиция и заявляла: "Здесь больше чем десять человек?.. Сборище без разрешения... Вы вce арестованы". Арестованным приходилось откупаться круп- ными штрафами. Положение в Харбине стало настолько невыносимым, что многие жители совсем перестали встречаться друг с другом и кого-либо принимать. Тогда японская полиция придумала новый способ выжимать деньги из людей. Почти ежемесячно японские полицейские власти опубликовывали в газетах распоряжения об изменении нумерации домов. Эта идиотская практика применялась по всему Маньчжоу- Го. Полиция переходила от дома к дому и перевешивала номера, взимая за это по доллару. Номера были сделаны по одному образцу из тонких листов эмалированного железа и стоили не больше 5 центов каждый. Обычно в конце зимы сотни предприимчивых китайцев отправлялись на реку Сунгари, кололи лед и затем продавали его в Харбине и пригородах. При каждом харбинском доме имеется специальный ледник, в котором делается запас льда на летнее время. Вполне понятно, что до прихода японцев каждый житель Харбина мог отправиться на реку и беспрепятственно наколоть сколько угодно льда. В феврале 1933 года, как раз в то время, когда харбинцы запасаются льдом, в японскую военную миссию явился некий японец Такахаси предложил уплатить 10 тысяч долларов за "мо-нополию на лед Сунгари". Военная миссия охотно приняла это предложение и выделила несколько японских солдат для охраны реки. Отныне всякий желающий наколоть льду должен был платить Такахаси по 50 центов за 100 кило- граммов Наряду с этим существовал еще худший вид жульничества. Мистер Исода принадлежал к числу японцев, полных "бле- стящих" идей. У него был магазин игрушек и лакированных изделий. Магазин не приносил ему достаточной прибыли, и он продал его другому японцу. На следующий день после про- дажи он отправился в японскую военную миссию и заявил, что готов уплатить 10 тысяч долларов за "харбинскую моно- полию на чистку дымовых труб". Это означало, что никто не мог вычистить дымовую трубу, не нарушая этим "прав вла- дельца монополии". Как обычно, военная миссия приняла это предложение и предоставила в распоряжение Исоды десять жандармов, которые должны были служить в качестве его телохранителей, а также помогать ему в осуществлении монополии". С этого дня в каждом харбинском доме разыгрывались сценки следующего рода: Японский жандарм, "переводчик" и "рабочий" подходят к парадной двери и стучатся. — Мы хотим видеть владельца дома. --Что вам нужно, господа? — Мы хотим прочистить трубу. - Прочистить трубу?.. Но зачем? Ведь труба чистая. Если бы у меня, было желание вычистить ее, я мог бы нанять кого хочу. - Вы ошибаетесь, сэр, никто в Харбине не имеет права чистить трубы,помимо "трубочистной монополии", и мы яв-ляемся представителями монополии. Либо вы разрешите нам почистить трубу, либо мы вынуждены будем сделать это си- лой. В последнем случае вы должны будете уплатить не- только за чистку трубы, но также и за то, что оказываете сопротивление представителям закона. Присутствие жандарма служит достаточно убедительным доказательством того,на чьей стороне право. — Сколько это будет стоить? — Два доллара. - Хорошо! Получайте два доллара и оставьте меня и мою трубу в покое. Дверь с шумом захлопывается, и владелец изрыгает руга- тельства, которых не найти ни в одном словаре. Трое представителей "монополии" направляются к следую-щему дому, где повторяется та же сцена. Одним из самых известных жуликов в Харбине был некий Ямадзаки. Однажды он отправился в японскую военную мис-сию и заявил, что намерен открыть контору по взиманию долгов ,учету векселей и выполнению всевозможных обяза-тельств подобного рода, в сотрудничестве с миссией,и что он готов уступить им 25 процентов доходов. Сделка была заключена, и Ямадзаки открыл контору на углу Китайской и Монгольской улиц. Но Ямадзаки не стал затруднять себя взиманием долгов в интересах своих контрагентов. Он скупал всевозможные обязательства правильные или неправильные подлинные или поддельные, независимо от стоявшей на них даты, уплачивая от 2 до 5 процентов их нарицательной сто-имости. Став законным владельцем подобных обязательств, он приступал к взиманию полной суммы денег плюс 3 про-цента в месяц, или 36 процентов в год, что допускаетсяза- конами Маньчжоу-Го. С помощью жандармерии Ямадзаки начал захватывать дома ,лавки, землю и другую недвижимую собственность. Вот один из его подвигов. Некий, хорошо известный в Харбине, ростовщик Богин продал Ямадзаки за 700 долларов векселей на сумму 25 ты-сяч долларов. Из этих векселей одни были фальшивые, дру-гие уже оплаченные, а третьи просроченные на много лет. Среди них был вексель на 200 долларов от одной вдовы,по фамилии--Хальник, подписанный ею три года назад.Хальник полностью оплатила этот вексель вместе с процентами,но Богин, сославшись на то, что он его потерял, отказался его отдать. Взамен он выдал письменное свидетельство,в ко-тором заявлял, что долг уплачен ему сполна и что он больше не имеет претензий. Однако все это не помогло Хальник. Ямадзаки потребовал уплаты не только 200 долларов, но на стаивал также на том, чтобы она уплатила по 3 процента в месяц за все три года, истекшие с момента выдачи векселя, плюс все расходы по взиманию денег, что в общей сложно-сти составило 845 долларов. У вдовы был небольшой домик. Ямадзаки добился продажи его в счет уплаты долга. Подобного рода жульнических "монополий" и "контор" имеются тысячи. В Харбине имеется одна белогвардейская организация - "эмигрантское бюро",- находящаяся под полным контролем японской военной миссии, поставившей во главе ее некоего белогвардейского экс-генерала. Роль последнего заключается в том, что он подписывает бумажки, которые ему подсовывают японцы. "Эмигрантское бюро" состоит из шести отделов. Служащие этого бюро, как известно во всей Маньчжурии, подбираются японцами, главным образом, из числа мошенников, авантюристов и других лиц с уголовным прошлым. Бюро пользуется поистине неограниченной властью не только над белогвардейцами, но также и над всеми европейцами. Банки, торговые фирмы, корпорации, фабрики, рестораны и другие предприятия должны "регистрироваться" в этом бюро. Тот, кто не состоит на учете бюро, не может ни нанять кого бы то ни было на работу, ни тем более найти работу. Бюро располагает многочисленным штатом "инспекторов", которые регулярно посещают учреждения и проверяют у служащих "регистрационные карточки". Всякий, у кого не оказывается такой карточки, немедленно увольняется. В результате деньга льются в сундуки японской военной-миссии, так как каждый рабочий, каждый клерк, каждый банковский слу-жащий, а также все предприятия должны платить этому бюро налоги и взносы. Другой важной и доходной задачей бюро является ведение прояпонской пропаганды среди населения, а также шпионаж. В этих целях бюро имеет во всех главных городах Манчжу-рии и Китая конторы, осуществляющие регулярную шпион-скую службу. Служащие бюро являются тайными агентами японской жандармерии. Отделения "эмигрантского бюро", которые представляют собой не что иное, как гнезда японских шпионов, имеются в Бейпине, Тяньцзине, Ханькоу и Шанхае. В бюро зареги-стрированы также многие служащие управлений вспомога-тeльной полиции концессий, получающие от японцев вознаграждение за шпионаж. В течение четырех с половиной лет моей службы в япон-ской разведке я регулярно получал информацию о Китае от агентов этого бюро. В Тяньцзине и Шанхае японцы издают белогвардейские газеты под названием "Возрождение" и "Слово";редакто- рами этих газет являются агенты бюро. Крайне важная задача бюро состояла и, быть может, до сих пор состоит ,в том, чтобы вербовать, обучать и формировать вооруженные. банды которые под руководством японцев провоцируют различного рода "инциденты". Несколько групп членов "эмигрантского бюро" было по- слано во Внутреннюю Монголию, Чахар и Жэхэ, чтобы помочь японцам утвердить свое господство в этих областях.Их ис- пользовали и на железных дорогах Маньчжурии. Когда было замечено, что китайцам нельзя доверять, так как они зача- стую переходят на сторону партизан, вдоль линии железных дорог была поставлена белогвардейская стража. Конец приближается Я мог бы рассказать еще о многих подобных фактах гра- бежа и варварства японских завоевателей, если бы это позволяло место. Как бы то ни было, но конец моих приключений, прибли-жался. В начале 1936 года, после дела Каспе, было очевидно что над моей головой собирается гроза. Что мне следовало делать?,. Исчезнуть?.. Но это было нелегко с семьей,состо-ящей из пяти человек. Кроме того, у меня было мало денег. Японцы обещали платить мне 1 400 долларов в месяц,но не выполнили своего обещания. За первый месяц они уплатили полностью, затем половину, потом одну треть,потом пару сотен долларов, а после шести месяцев и совсем перестали платить. Когда я пытался говорить о деньгах,они всегда повторяли одно и то же: "Как только все успокоится,мы полностью расплатимся с вами". Но спокойствие не насту-пало, и я денег не видел; японцы задолжали мне 52 тысячи долларов. Я надеялся, что получу хотя бы часть заработан-ных денег. Все китайские служащие Маньчжоу-Го находились в таком же положении; никто из них жалованья не получал.Отчаяв- шись, я в конце марта 1936 года продал за 12 800 долларов кое-какое принадлежавшее мне недвижимое имущество. Когда я отправился за причитающимися мне деньгами,вы- яснилось, что необходимо подождать месяц, пока не будет опубликовано официальное извещение на случай возможных претензий ко мне. Извещение было опубликовано, месяц прошел. С меня про-извольно потребовали налог в размере 2 500 долларов.И все же я не смог получить своих собственных денег.Нужно было опубликовать какое-то новое извещение и ждать еще месяц. По истечении этого срока меня попросили еще по-дождать, чтобы, дескать, извещение сумели прочитать все мои возможные кредиторы и вне Харбина. Я неоднократно указывал своему начальнику на то, что они должны или платить мне, или отпустить и дать возможность зарабатывать деньги на свое существование. Однако он неизменно отвечал: - Повремените немного. Когда положение станет более нормальным, вы получите все, что вам следует. Однажды, когда я был особенно настойчив в своих требованиях,он заявил: - Не скажете ли вы, сколько европейцы платили азиатам, когда они были владыками Востока? Самый высокооплачива емый служащий получал от 50 до 100 долларов в месяц. Те- перь, когда мы хозяева, почему мы должны платить больше? Сотни китайцев, бывших служащих маньчжурского прави- тельства, подобно мне, оставались на службе у японцев. Однако очень многие из них вступили в тайные китайские общества, поклявшись уничтожать японских самураев и китайских предателей. В результате были убиты тысячи япон-цев. Многие китайские предатели поплатились своей жизнью за то, что продались японцам. Было произведено три поку- шения на жизнь марионетки Пу-И, дворец последнего был наполовину уничтожен пожаром.. Японский военный аэродром в Чанчуне был сожжен, аэропорт в Цицикаре поджигался дважды, а в Харбине один раз, Десятки воинских поездов были пущены под откос. Японская полиция ни разу не сумела найти виновников. Под самым носом японской полиции и разведки была развернута и день и ночь поддерживалась превосходная система разведки партизан. В начале августа я еще раз попытался получить через суд деньги, причитавшиеся мне за продажу моей недвижимости. Я нанял японского адвоката, которому пришлось обе-щать тысячу долларов. К тому времени мои дела шли все хуже и хуже; я прекрасно сознавал, что нахожусь в опасности. Мне нужно было приготовиться к отъезду. Здоровье моей жены было подорвано. Наш доктор дал письменное свидетельство о том, что ей нужна перемена климата, но мой начальник не разрешил ей уехать: - Климат Харбина превосходен,--настаивал он,- Вашей жене не к чему уезжать, чтобы поправиться. 10 августа начальник вызвал меня и спросил, знал ли я в 1934 году некоего Ли Шун-хена, Я ответил, что знал одного Ли Шун-хена- преподавателя истории в военной школе в Мукдене, но что после нашествия японцев я потерял его из виду. Начальник пристально посмотрел на меня, а за-тем сказал: - Скажите, не тот ли это Ли Шун-хен, который при по- пытке жандармерии арестовать его в Харбине вбежал в зда- ние компании Мацура и выбросился из окна пятого этажа? - Откуда я могу знать, ведь я ни разу не видел харбин- ского Ли Шун-хена. Начальник еще раз посмотрел на меня и внезапно сказал: - Я хотел бы посмотреть, как вы расписываетесь по- китайски... Подпишитесь здесь. Я вывел на листе бумаги те три китайских иероглифа, из которых составляется мое имя. Начальник посмотрел на них и сунул лист бумаги в карман, даже не объяснив, зачем это ему потребовалось. - Я знаю, что нахожусь под подозрением, - сказал я. Но если вы мне не доверяете, зачем вы держите меня у себя на службе? Мне давно уже не выплачивают жалованья, я не получаю ничего, кроме оскорблений и унижений... И все только потому, что не имею счастья пользоваться расположе- нием Накамура и Родзаевского - этих двух ничтожеств... Молча выслушав меня, начальник протянул руку и сказал: - Все будет в порядке, мистер Веспа. Я знаю, что эти люди подкапываются под вас. Правда, я прислушиваюсь к тому что они говорят, но зато я выслушиваю и вас. Через несколько дней, обсуждая похищение одного молодого человека, которого жандармерия держала в своих руках, тре- буя 30 тысяч долларов выкупа, начальник спросил меня, найдется ли у отца этого юноши такая сумма денег. -Не думаю, чтобы у него столько было,- ответил я.- А если и есть, что это ему даст? Ведь мальчик убит аген- тами жандармерии. -Разве слухи об этом уже распространились по городу? — Конечно, об этом все говорят. — Что они говорят? — Что так называемые бандиты - это люди, находящиеся на службе у жандармерии и других полицейских органов, и что выкупные деньги получают японские военные власти. Нельзя заткнуть рты тысячам людей... Всех не арестуешь! Вечером я отправился к своему адвокату, чтобы выяснить, как обстоит дело с получением денег, следуемых мне за про-дажу моего имущества. Он ответил, что тут встречается много трудностей, что лучше всего было бы поговорить с японским судьей, который будет разбирать это дело, и что если я что-нибудь заплачу судье, мне, быть может, удастся получить свои деньги. Волей-неволей пришлось поддаться этому шантажу. Адвокат повел меня на квартиру к судье на Участковую улицу. Когда я представлялся этому чрезвычайно самонадеянному чиновнику, он оглядел меня с головы до ног, как будто перед ним было какое-то редкое пресмы-кающееся. В результате нашей беседы выяснилось, что я должен дать судье взятку в 3 тысячи долларов, чтобы получить следуемые мне деньги. Вынужденный согласиться на этот явный грабеж, я подписал три тысячедолларовых векселя на имя Ямадзаки, известного мошенника, владевшего соответ-ствующей "монополией". Мне было обещано, что через неделю я получу свои деньги. Во время обсуждения этой сделки я не выдерживал и несколько раз повышал голос. Однако судья-взяточник неизменно обрывал меня, напоминая, что я разговариваю с представителем закона. И этот человек, беззастенчиво запускавший руки в мой карман, осмеливался называть себя представителем закона! В конце августа адвокат сообщил мне, что я могу пойти в суд и получить свои деньги. В суде мне был вручен доку-мент, в котором говорилось, что из 12800 долларов,. следуемых мне за проданное имущество, я должен уплатить 2500 долларов налогов и 750 долларов судебных издержек, за вычетом чего мне остается 9550 долларов. Этот документ должен был представить кассиру суда, взамен чего он вру-чит мне чек. Кассир- японец заявил, что в моих бумагах есть какая-то неправильность и что я должен немного обождать. Я терпеливо ждал, и все же, в конце концов, мне было сказано прийти снова на следующий день. Я шел домой в лихорадочном состоянии. Мои ноги, казалось, были налиты свинцом. Все мое мужество пропало. У меня больше не было сил бороться. В тот же вечер пришел Ямадзаки. Он заявил, что должен сделать мне какое-то важное сообщение, и попросил зайти к нему. Беспомощное состояние, в котором я находился, заставило меня преодолеть естественное отвращение к нему, И я пошел в его "контору". Он принял меня со свойствен-ными для такого рода людей лицемерными поклонами и ком-плиментами.. После церемонных расспросов о состоянии моего здоровья, после чая и папирос, он, наконец, сообщил мне, что японец-кассир суда готов пренебречь "неправильностями",. обнаруженными в моих бумагах, и выдать чек, если я соглашусь уплатить ему 500 долларов. Честное слово, я был приятно изумлен. Я ожидал, что он попытается выжать из меня не менее 3 тысяч долларов. Повидимому, кассир суда не был "представителем японского закона"! Он соглашался на меньшую взятку. Я, конечно, немедленно выдал вымога- телю вексель на 500 долларов. На следующий день, когда я явился к кассиру, он с привет- ливой улыбкой сказал мне, что, к счастью, "мелкая непра- вильность", вкравшаяся в мои бумаги, устранена, и вежливо передал мне чек. В зале я встретил Ямадзаки. Тот ожидал меня в сопровождении одного японца и своего рослого тело- хранителя, белогвардейца Лапшова. Мы все вместе отправи- лись в банк, где я реализовал свой чек. Меня бы не удивило, если бы кассир банка нашел еще какую-нибудь "неправиль- ность" в чеке и содрал бы с меня еще одну тысячу.Но чек оказался "в порядке", я получил деньги и тут же уплатил Ямадзаки 3 500 долларов, причитавшихся судье и кассиру. В тот же вечер ко мне явились представители газет "Наш путь" и "Харбинское время" и потребовали контрибуцию в 500 долларов для каждой из них. Я заявил, чтобы они уби- рались ко всем чертям. Тем не менее, через некоторое время ко мне позвонил один из служащих газеты "Наш путь" и предупредил, что,если я в течение трех дней не уплачу тре- буемые 500 долларов, они напечатают в газетах, что я явля- юсь агентом Гоминдана. То же сделало и "Харбинское время". Обоим я ответил, что они могут печатать все, что им угодно. Когда я рассказал обо всем своему начальнику, он холодно ответил, что его не интересуют сплетни. Я понял, что при- ближаегся кризис. Нужно было действовать и действовать быстро. Я отпра-вился к одному человеку, который знал, как связаться с нуж-ными мне людьми, и отправил ему срочное посслание. В тот же вечер Фотопуло сообщил мне, что Накамура хочет, чтобы я уплатил ему тысячу долларов, Я ответил,что у меня нет больше денег. Через два дня Фотопуло снова по- звонил мне и сообщил, что Накамура обижен моим отказом уплатить тысячу долларов, что это очень плохо и что теперь я должен уплатить 2 500 долларов, иначе он опубликует разоблачительные материалы, после которых моя жизнь не будет стоить и щепотки соли. 3 сентября один из моих друзей, работавших в генштабе тайно осведомил меня, что вечером начальник японской военной миссии, начальник жандармерии и мой собственный начальник намерены встретиться, чтобы обсудить некоторые обвинения, выдвинутые против меня. Он обещал при первой возможности известить мен о результатах. На следующее утро, в 7 часов, я получил следующую информацию. Начальник жандармерии предъявил различные документы, уличающие меня как агента-двойника. Фотопула заявил, что он несколько раз видел, как я по ночам выходил из буддийского монастыря; большое впечатление на начальника военной миссии произвело то, что три китайские иероглифа, из которых составлялось мое имя, оказались в записной книжке, най- денной в кармане китайца Ли Шун-хена, который выбросился из окна пятого этажа здания фирмы Maцура, когда японская жандармерия пыталась его арестовать. Мой начальник усиленно защищал меня, но это ни к чему не привело. В конце концов было принято решение послать меня через три дня в Цицикар, что означало, что я исчезну без следа... -- Вы должны убраться немедленно,- сказал мой друг. - А моя семья? - Оставшись в живых вне Маньчжурии, вы будете более полезны своей семье, чем если вас убьют в Маньчжурии. Здесь вы ничем не можете помочь своей семье, но если вам удастся вырваться от японцев, вам это будет легче сделать. Уезжайте, пока у вас не отобрали документов и пока еще нет приказа о вашем аресте. Отправляйтесь на аэродром и садитесь на самолет. Это был умный совет, и я немедленно последовал ему. От- правившись к другому своему другу, я объяснил ему свое поло жение и сообщил о своем решении уехать. Он полностью одобрил мое решение и заверил, что позаботится о том, чтобы мои жена и дети уехали поездом на следующее утро и чтобы никто их не беспокоил по пути в Дайрен. После этого я от правился проститься с одним своим старым другом китайцем, а затем помчался домой, чтобы проститься с женой и деть ми. Я побоялся взять с собой какой-нибудь багаж; моя жена настояла лишь на том, чтобы меня сопровождал до аэро порта мой секретарь, который должен был сообщить ей уда лось ли мне благополучно уехать. Через полчаса я летел по направлению к Чанчуню и Дайрену. В Дайрене я сел на пароход, направлявшийся в Циндао, куда и прибыл на следующий день, а через несколько дней я был в Шанхае.. 20 сентября 1936 года японское агентство "Домей Цусин" передало во все газеты Шанхая сообщение об аресте моей семьи вследствие моего бегства из Харбина с деньгами, принадлежащими двум итальянцам - Падувани и Дельмиссиеро, двум моим компаньонам по театральным делам. В харбинские газеты "Домей Цусин" передало в тот же день иное сообщение. В нем говорилось, что моя жена и дети арестованы, потому что я уехал из Харбина, не уплатив 25 тыся долла- ров, которые должен был греку Фотопуло. Тогда я написал генералу Андо в Харбин письмо, в кото- ром предупредил,что если "Домей Цусин" будет рассылать обо мне ложные сообщения, я буду вынужден, в целях само- защиты, сделать публичное заявление, которое не понравится японским властям. С этого времени агентство "Домей Цусин" больше не подавало признаков жизни. Рассказ моей жены После того как я пробыла в тюрьме дней пятнадцать,я предстала перед начальником политической полиции Сакэ который подверг меня следующему допросу: "Имел ли ваш муж какие-либо связи с Гоминданом?.. Не еврей ли он? Не является ли он масоном?.. Имел ли он какие-нибудь сно- шения с партизанами?.. Что он рассказывал вам о деле Каспе?.." На все эти вопросы я отвечала, что мой муж никогда не говорил со мной о служебных делах и что он никогда не приносил домой каких-либо писем или документов. Через девять дней меня снова привели в кабинет Сакэ, где находился также какой- то японский майор, имя которого я позабыла и который хорошо говорил по- английски. Mайор сказал:: - Ваш муж сейчас находится в Шанхае и пишет против нас, японцев, и против Маньчжоу-Го. Сообщите ему, что если он хочет когда-либо встретиться со своей семьей, то он не должен писатъ ни слова о том, что ему известно. Я ответила: - Лучший способ добиться того, чтобы мой муж ничего не писал,- это отпустить меня и позволить мне уехать в Шанхай. - Вы очень упрямая женщина,- заявил Сакэ. -Но . мы, японцы, знаем, как заставлять разговаривать упрямых людей... Через несколько минут привели истерзанную женщину... Это было ужасное зрелище. Ни единого волоса не осталось у нее на голове... Все ее ногти были вырваны. - Видите, - сказал Сакэ, - она отказалась разговаривать, и мы клок за клоком выдрали ей волосы... И посмотрите на ее прелестный маникюр. У несчастной молодой женщины был ужасный вид, но я собрала свои силы и ответила. - Помните,мой муж на свободе. И если вы его знаете, вы будете остерегаться сделать мне что-либо плохое. Меня отвели обратно в грязную камеру. Во время моего тюремного заключения я видела многих заключенных, которых выводили из камеры здоровыми, а после допроса приносили на носилках, с переломанными ко нечностями. Мне удалось поговорить с некоторыми из них и записать их имена. Шестнадцатилетняя китайская девушка, по измени Хан Юй-и, находилась в тюрьме уже несколько месяцев. Ее несколько раз пытали; два раза ей прижигали ноги электрическим утюгом, а веки спичками. Когда я вышла из тюрьмы, она всё еще оставалась, там. Другой китаянке, Цо И-ман, 27 лет, прострелили обе ноги, чтобы заставить ее разговаривать; так как она продолжала настаивать на своей невиновности, ей размозжили голову. Русскую советскую женщину Клавдию Марковну Захарен-ко в течение сорока дней пытали всевозможными способами; пальцы на обеих ее руках были, раздавлены, волосы выдраны, ресницы спалены спичками; часами ее подвешивали" за ноги, а затем за истерзанные руки. В конце концов, убедившись, что она ничего, не знает, ее отпустили. В госпитале, куда ее положили, ей сказали, что она останется калекой на всю жизнь. Угрожая пыткой, меня хотели заставить написать моему мужу и просить его вернуться в Маньчжурию. Почему они не выполнили эту угрозу, я не знаю. Наутро 88-го дня моего заключения мне заявили, что я свободна и могу поселиться со своей семьей в гостинице, но что выезд из Харбина мне запрещен. Когда я выходила из тюрьмы, Сакэ сказал: - Напишите вашему мужу, чтобы, он нe поднимал скандала в шанхайских газетах. Напомните ему также, что у нас есть агенты в Шанхае и в любой части мира, куда бы он ни от правился. Я прожила в гостинице три месяца. Сакэ несколько раз навещал меня. Теперь он был очень вежлив. Он заботливо осведомлялся о состоянии моего здоровья и все время настаивал на том, чтобы я написала моему мужу, что чувствую себя прекрасно, что японцы обращаются со мной хорошо, и попросила его ни в коем случае не писать ничего против японцев. 23 февраля 1937 года мне разрешили, наконец, выехать в Шанхай. Эпилог В начале июня Хейтон Флит, директор шанхайского "те- леграфного агентства Флит", сообщил, что меня хочет видеть мистер Чарльз Бишоп Кинни, прибывший из Маньчжурии и остановившийся в одной из крупнейших гостиниц "Бродвей Мэншонз". Прежде чем идти к нему, я навел справки. Оказа- лось, что многие японские должностные лица часто наносили ему визиты. Тогда я вызвал его из вестибюля по телефону и попросил сойти вниз. Он предложил мне подняться наверх. Я настоял на своем. Пока мы сидели в приемной, он долго распространялся по поводу того позорного обращения, которому я подвергся... Но вдруг он сказал: - Я слышал, что вы пишете книгу о тех четырех с по-ловиной годах, которые вы провели на службе у японцев в Маньчжурии. Я этому не верю; вы не сделаете такой глу-пости. Хотя вы натурализованный китаец, по происхождению вы итальянец, а Италия и Япония- добрые друзья. Если вы пишете против Японии, вы этим пишете против Италии -- Мистер Кинни, - ответил я, - японцы заставили меня работать на них в течение четырех с половиной лет почти даром; в награду за это они конфисковали мое имущество на сумму, по крайней мере, в 50 тысяч долларов и держали моих родных в качестве заложников в течение шести меся- цев, из которых три месяца моя жена провела в тюрьме. Я решил отомстить им, и ничто не может заставить меня изменить мое решение. И теперь я исполнил свою задачу. Книга написана, чтобы поведать всю правду, отметить каленым каиновым клеймом японский милитаризм, разоблачить перед всем миром граби- тельскую японскую военщину, показать всю низость, на которую она способна, рассказать о том унижении, которому подвергается народ Маньчжурии под губительным японским игом. Я не сообщил здесь ничего, кроме подлинных фактов, ко- торые видел собственными глазами, и событий, в которых принимал личное участие. Многим из читателей мой рас- сказ может показаться ужасным, невероятным кошмаром. Но это может показаться лишь тем, кто не знает близко японской военщины. Мир давно имеет ложное представление о правящей клике Японии. Заслуга в этом в значительной мере принадлежит Англии, которая, начиная со времени Портсмутского договора 1905 года, когда британский лев, движимый страхом и често-любием, помог Японии вырвать когти русскому медведю, на весь мир прославляет японскую военщину. Большинство из н ас все еще ослеплено тучей трухи, сыплющейся из этого монументального чучела. Английские консерваторы помогли создать миф о "герои- ческой Японии", который обратился теперь против тех, кто помог его создать. Японская военщина с ее "доблестями", описанными этими добровольными пропагандистами, не что иное, как мыльный пузырь, красивый на вид в блеске обманчивых лучей, но ло-пающийся при малейшем прикосновении. Чем ближе вы при- ближаетесь к нему, тем более очевидной становится его лжи-вость и пустота. Для японского самурая допустимы все сред-ства, лишь бы они вели к желаемой цели. Ложь, мошенни-чество, обман, интриганство, двурушничество, лицемерие - все хорошо, если этим можно добиться выгоды или власти, Вто время как пишутся эти строки, японские милитаристы бросили в Китай 1 миллион солдат и огромное количество военных материалов; уничтожаются миллионы невинных лю-дей, уничтожается имущество стоимостью в миллиарды дол-ларов. Если японцам удастся поработить Китай, как они поработили Маньчжурию, система грабежа, разгрома, убийств, похищений? бандитизма, шантажа и унижения великого наро-да, система, которую они называют "дорогой богов", примет еще более бесчеловечный характер, чем та, с которой я стал-кивался в течение нескольких лет и которую описал в этой книге.